Шёпот звёзд (СИ)

Ёмкость с кровью удалось спрятать за резинкой штанов сзади, рядом с ножиком. После этих манипуляций я направился в каюту к Катрин. Она сразу открыла мне дверь, как только я постучал. Я передал ей ёмкость со своей кровью.

— Что это? — спросила она, хмурясь и разглядывая баночку.

— Это яд, я смешал кое-что, — ответил я почти шёпотом, держа порезанную руку за спиной.

— Смузи получится более насыщенного красного цвета, чем обычно, — говорила она с опаской.

— Скажи, что розовых лепестков было мало, и ты добавила больше томатов, — я пожал плечами.

— Попробую. Ты бы знал, как мне страшно! — её глаза говорили о том же самом: глубокий, ни с чем не сравнимый страх, скрывать который не осталось сил.

— Я буду рядом, и, если что, у меня припрятан ножик. Мы убьём его в любом случае, как только он выйдет из своей каюты.

— Хорошо, а теперь тебе пора идти, я выйду на кухню чуть позже.

Я быстро вернулся в свою каюту и достал из комода две отвертки, которыми можно был открутить болтики на ошейниках, и двое кусачек для проводков. Всё это я взял уже из новых наборов для электрика, которые доктор принёс с Домирона. Первым делом я хотел снять ошейник Валекиана, но мой сосед безумно нервничал. Я старался его успокоить и делать все очень быстро.

— Всё получится, обещаю! — говорил я, глотая слова.

— Лукас тебе также говорил! — возразил Валекиан, тяжело дыша.

— Доверься мне, Валекиан, прошу! — я протянул ему свою руку.

— Хорошо, — неуверенно ответил он.

Валекиан ни на шутку разнервничался. Он повернулся ко мне спиной и присел, а с головы его уже ручьём стекал пот. Буквально минута ушла у меня на то, чтобы выкрутить болты, открыть отсек с проводками и перерезать зелёный. Ошейник раскрылся на три части, и упал на пол, лампочка на нём погасла. Мой сосед тяжело выдохнул и застыл на мгновение. А после радости Валекиана не было предела, он обнимал меня, наверно, ещё минут пять, пока к нам не постучались.

Дети постепенно подходили по очереди, как мы и договорились с ними заранее, и я снимал ошейники с каждого. Ребята переживали не меньше моего соседа, но видя его без ошейника, сразу успокаивались. Первые пять я снял сам, а с остальными мне помогал Валекиан. Часа за два мы дезактивировали все ошейники, кроме того, что был на Катрин. Элиз подошла одной из последних, и её «украшение» я снимал дольше, с особым трепетом.

Близилось время к отбою, и я направился к каюте доктора, чтобы проследить за Катрин. Мне удалось спрятаться неподалёку от неё за углом, я наблюдал со стороны. Ровно ко времени Катрин подошла к каюте с подносом, на котором находился красно-розовый смузи и тарелка с фиолетовыми ягодами. Она переложила поднос в одну руку и постучалась в дверь. Через пару секунд он открыл, и девочка вошла. Ещё через минуту она вышла с одним только подносом, но большими от страха глазами, и быстрым шагом направилась ко мне. Отвертка и кусачки уже были заготовлены, поэтому я быстро снял с неё ошейник, и она убежала по коридору к остальным детям, не сказав ни слова.

Я наблюдал за каютой, было тихо. Где-то полчаса оттуда не было слышно никаких звуков, и я уже думал, что не сработало, и стал разрабатывать план убийства ножом. Но неожиданно дверь открылась, и показался доктор. Он был явно дезориентирован и шёл по коридору, как пьяный пират, в обратную сторону от меня. Должно быть, Гемилион направлялся в лабораторию, но сделав ещё несколько шагов, упал, держась за сердце. Тогда я и подбежал к нему, испытывая облегчение на душе.

— Маркус, у меня, видно, инфаркт, помоги дойти до лаборатории, — он бормотал мне, протягивая руку, чтобы я помог ему встать.

— Нет!

— Если я умру, ошейники остальных детей активируются. Ты убьёшь не только меня, но и их тоже, — он упал на пол, корчась от боли.

— Нет! Больше вы не будете ставить над нами эксперименты! — с такой злостью я ещё никому не возражал.

— Я обещаю… Я отпущу всех… только помоги… — его глаза наполнились кровью, и он захрипел. — Пожалуйста… Без меня и ты пропадёшь…

В его глотке послышалось бульканье крови.

— Ошейники сняты, кораблём управлять мы умеем. Вы не нужны нам, доктор! Я даже не буду облегчать вашу смерть.

— Ты никогда не узнаешь, кто ты… — на его лице показалась усмешка, а изо рта уже шла кровавая пена.

— Вы что-то знаете о моих родителях? — я резко наклонился и потряс его за плечи, но доктор больше не мог говорить, мучаясь в судорогах.

Я с брезгливостью смотрел, как он умирает и молчал, но мне не было его жаль. Это убийство не было похоже на те, что меня заставлял совершать Эдвор. В этот раз без слёз и истерик я ощущал свою полноправную силу. Мою душу уже не терзал непреодолимый ужас, скорее, наоборот: я испытывал облегчение. Но разумом я всё же надеялся, что эта смерть на моей совести будет последней. Искра в моей душе разгорелась, и тепло пролилось по всему телу. Я не знал, что это. Искра не боялась причинить боль другим, а другая — разумная часть меня — страшилась происходящего.