Через несколько дней в поместье снаряжали обоз для отправки в лагерь Эгасса: грузили зерно, онис, ткани, кожи, медовые орехи, амфоры с пальмовым маслом – все, что было обнаружено в его вместительных хранилищах. Повозок не хватило, и съестные припасы и вино, найденные в доме, пришлось навьючить на крепких низкорослых лошадей, которых здесь разводили в великом множестве и использовали как тягловую силу. Но и при этом удалось погрузить не все. Когда обоз двинулся в путь, сопровождаемый блеющими стадами и длинными колоннами рабов, раздались крики авидронских цинитов. Многие не сразу поняли, что случилось. А произошло удивительное событие: в одном из многочисленных подвалов дома, за кожаными сосудами с нектаром случайно обнаружили золотую статую огромных размеров. Статуя была аккуратно обернута кожами, дабы избежать самого незначительного повреждения, и присыпана землей.
Привели старика иргама и показали ему находку. Полуслепой винодел в страхе рухнул на колени и принялся неистово молиться. Старика долго допрашивали, но он отказывался говорить, и только когда несчастного пригрозили убить, он поведал, что золотое изваяние – не что иное, как статуя Слепой Девы из Масилумуса – величайшей богини всех народов, главной святыни иргамов.
– Мы все умрем, – сотрясаясь от ужаса, сказал старик. – Эту статую охраняет неуязвимое семипалое чудовище-призрак. Оно имеет один глаз, при помощи которого Слепая Дева способна видеть всё вокруг, и семипалые лапы с длинными железными когтями…
Некоторое время спустя в уединенном месте ДозирЭ и Идал разглядывали раны Тафилуса. Грономфы пересчитали царапины, пересекающие длинными полосами лицо и голову могучего девросколянина.
– Семь, – задумчиво подытожил Идал.
– О Гномы! – воскликнул ДозирЭ в смятении.
Айм, возглавляющий авидронский отряд, выставил возле статуи стражу и приказал изготовить особую повозку, чтобы можно было перевезти Слепую Деву в лагерь. Пригнали мужчин из ближайших селений, но они, несмотря на многочисленные угрозы, отказались работать. Циниты принялись мастерить повозку своими руками, однако дело продвигалось медленно.
К ночи ДозирЭ, Тафилуса и Идала направили сторожить Слепую Деву. Друзья облачились в тяжелые доспехи, словно перед сражением, и вооружились таким количеством копий, дротиков, мечей и кинжалов, будто готовились к смертельному бою. Воины авидронского отряда только весело посмеивались над суеверными товарищами, столь серьезно воспринявшими слова старика иргама. Однако они не отвечали на безобидные шутки, были настроены весьма решительно и подготовились к предстоящему наряду с самой похвальной тщательностью.
Спустившись в подвал, где находилась священная статуя, авидроны разожгли два десятка факелов, ярко осветив сводчатый потолок и заплесневелые стены, выложенные из крупного камня.
– В этой Деве золота не меньше пяти фуриш, – наметанным взглядом оценил изваяние Идал. – А это не менее двадцати пяти тысяч берктолей. За такую находку весь отряд будет удостоен щедрых наград, – и сын богатого эжина посмотрел на ДозирЭ.
Но грономф на этот раз вовсе не помышлял об очередном наградном платке, а лишь отвечал укоризненно:
– Не о наградах следует нам сейчас думать, а о собственном спасении…
Всю ночь друзья не сомкнули глаз, пугаясь каждого шороха, каждого звука, но ничего не произошло.
На следующий день Идал, загадочно улыбаясь, пригласил ДозирЭ и Тафилуса следовать за ним. Друзья нашли место, где их никто не мог видеть и слышать.
– У меня есть кое-какие соображения касательно чудовищ, охраняющих Деву, – сообщил Идал.
ДозирЭ и Тафилус переглянулись.
– Стоит ли продолжать поиски и подвергать себя смертельной опасности? – возразил ДозирЭ. – Ведь Тафилус едва не погиб. Завтра золотую статую погрузят на повозку и отправят в лагерь Алеклии. Вместе с богиней дом раз и навсегда покинут и призраки.
Идал согласно закивал головой.
– Если это так, – сказал он, – в этом случае больше ничто не будет угрожать нам и нашему отряду. Но боюсь, избавиться от опасности не очень-то просто.
Товарищи Идала изумились его словам.
– Ты, верно, знаешь то, что нам еще неизвестно? – спросил ДозирЭ.
– Возможно. Послушайте меня, доблестные циниты Инфекта.
Еще мой отец говорил: верь, сын мой, только глазам своим, ибо истина лишь в том, что ты видишь. Я не любил своего отца так, как должно его любить согласно заветам великих предков, хотя и почитал не меньше братьев. Нравоучения родителя были всегда мне тягостны. Однако, пройдя многие испытания, я стал понимать, насколько справедливы и точны те наставления, которыми он потчевал меня вопреки моим желаниям.