Шерас

Свет Хомеи и ее отблески, играющие на волнах Анконы, позволили мужчинам внимательно рассмотреть друг друга. И действительно, сходство, которого раньше почему-то никто не замечал, на самом деле бросалось в глаза. Оба воина были одного роста и схожего телосложения и, наверное, обладали примерно одинаковой силой. Грубоватые черты лица Тафилуса с тяжелой челюстью приятно смягчали красивый лоб, «идеальный» нос и белозубая улыбка. У Дэвастаса был точно такой же лоб, похожей формы нос, белоснежные зубы, жесткие «воинственные» скулы… Нет, конечно, обращали на себя внимание и несколько явных отличий. Благодаря голубым глазам и густым светлым кудрям, ниспадающим волнами на плечи, Дэвастас выглядел эдаким героическим красавцем. Тафилус был зеленоглазым, а в его коротко обрезанных светлых волосах попадались золотистые, почти рыжие пряди. К этому стоит добавить, что иргам выглядел заметно старше девросколянина и куда более умудренным жизненным опытом, да и манеры его говорили о полученном воспитании. И всё же оба этих великана удивительно походили друг на друга…

— Постой! Есть одна примета… — сказал Дэвастас, сел на скамью, расшнуровал на правой ноге сапог и поставил на пол голую ступню. — Посмотри внимательно!

Тафилус наклонился. То, что он увидел, повергло его в еще большее замешательство — два наполовину сросшихся пальца: мизинец и его сосед. Девросколянин немедленно обнажил свою ступню и приставил к ступне иргама. Оба увидели две огромных стопы, в точности повторяющих друг друга, словно принадлежащих одному человеку, и две пары абсолютно одинаково сросшихся пальцев.

— Теперь уже точно ясно, что мы — родные братья! — не без гордости подытожил Дэвастас. — Я — твой старший брат. Столько лет! Ну что ж, давай хотя бы обнимемся!

И иргам открыл Тафилусу свои родственные объятия. Девросколянин, впрочем, медлил — не знал, как поступить: злейший враг — и вдруг брат! В один миг всё спуталось в его голове.

— Не беспокойся, брат мой, никто не узнает о нашем открытии, — заверил Дэвастас. — Я ни о чем тебя не попрошу, клянусь! Тебе не придется предавать своих верных товарищей, я не приму от тебя никаких поблажек — даже если ты будешь настаивать. Завтра, как ни в чем не бывало, ты покинешь свой пост, и после этого, скорее всего, мы более никогда не увидимся. Я злодей, на мне много крови, и меня ожидает справедливая расплата. И я приму смерть, не отворачиваясь и не закрывая глаз, с тем же мужеством, с каким всегда ходил в атаку! Но сейчас я не хочу ни о чем думать, я безмерно счастлив только от одной мысли, что нашел наконец того, кого бесплодно искал всю жизнь, — родственного мне человека. Счастлив только от того, что эту ночь, возможно последнюю спокойную ночь в своей жизни, смогу провести с тобой. Не лишай же меня этой радости, прояви ко мне милосердие, утешь меня!

Прошу тебя — не отвергай меня, приди в объятия своего брата!

Добрые, ласковые, подернутые глубокой грустью глаза Дэвастаса наполнились слезами. Он еще шире раскрыл объятия, и Тафилус, более не в силах сопротивляться, прижал его к своей груди…

— Всё же получается, брат мой, что я — авидрон! — чуть позже не без некоторого сожаления сказал Дэвастас. — Раз я твой брат!

— Как раз наоборот, — отвечал Тафилус. — Я считаюсь авидроном, гражданином, но предки мои были иргамами. И мы никогда про это не забывали…

— А! — восхищенно воскликнул Дэвастас. — Уж не потому ли ты носишь имя, похожее на иргамовское?

— Так и есть…

Братья проговорили добрую половину ночи. Дэвастас расспрашивал об отце и матери, о многом другом. Сам рассказывал о своей нелегкой жизни, о том, как выбился в крупные военачальники.

Тафилус уже не мог относиться к Дэвастасу, как к пленнику, иной раз даже забывал о том, что перед ним узник. Иргам по-прежнему оставался несвязанным, свободно ходил по хижине и даже несколько раз брал в руки нож девросколянина, вертел его, рассматривая гравировку на рукояти, и клал на место. Он всем своим видом показывал, что на него, как на родного брата, можно, без сомнения, положиться, и Тафилус отвечал искренним доверием и не желал видеть в его действиях какой-либо опасности.

В конце концов Тафилус стал позевывать, и Дэвастас предложил ему вздремнуть.

— Свяжи меня, если хочешь, — сказал он, устраиваясь на своей скамье.

— Сейчас в этом нет никакой необходимости, — отвечал девросколянин, продолжая сидеть за столом, но приняв более удобное положение. — Я свяжу тебя утром, когда меня придут менять.

Первое время Тафилус сидел с открытыми глазами, потом его веки стали слипаться. Мужчины сквозь дремоту еще продолжали расспрашивать друг друга о чем-то, но было уже заметно, что оба они не в силах совладать с природой. Первым заснул Дэвастас, и Тафилус, чтобы развеять сон, поднялся, подошел к оконному проему и вдохнул полной грудью ночной свежести.

О, сколько разных чувств испытывал он! Радость и тревогу, ненависть и жалость, боль за этого человека. О, Дэвастас, что же ты наделал? Впрочем, виноват ли ты в том, что твоею судьбой так распорядились боги?