Шерлин

По истечению недели, когда мы уже подъезжали к первому городу, где мне предстояло выступить, я начала осознавать, что кроме общей нервозности у меня вновь появилась та неспособность полностью себя контролировать, которая самую малость проявила себя в доме графа и сразу после пожара. Нервничая еще больше, я старалась как можно меньше проводить времени среди попутчиков, опасаясь, что они заметят, как меня бросает то в игривую бесшабашность, то в немотивированный хохот, а то и вовсе в почти неконтролируемую ярость. Мне даже стало тяжело управлять кибиткой. То и дело внезапно возникало желание все бросить и или сломать механизм, или разрыдаться.

Я не стала скрывать перемены от Шарлотт, подробно ей обо всем рассказав. Возможно, зря, но в случае чего мне могла потребоваться помощь или защита, а в одиночку с чем-то подобным не справиться.

Я старалась держать собственные эмоции под контролем, но порой Шарлотт замечала, как мои глаза начинают светлеть, становясь почти золотистыми. Я пыталась скрывать этот факт, но длинный плащ днем вызывал бы вопросы, поэтому до самых городских окраин, где мы встали лагерем, я не расставалась с найденной в кибитке потертой шляпой. От нее попахивало табаком и полынью, но я терпела.

ГЛАВА 9

— Нельзя, — шептала я, медленно заводя кибитку в один ряд с другими и стараясь не психовать. — Нельзя никому показывать, что я дурная истеричка. Циркачи чем-нибудь смогут это объяснить и как-нибудь примут странную Лину, но перед горожанами опасно светить свои странности.

Слова не особо помогали, но что оставалось делать? Мои глаза все чаще меняли цвет и оставались такими надолго. Приходилось надеяться, что во время представления люди будут глазеть на тело, а не на лицо.

— Лотта, — позвала я, заглядывая в кибитку, — найди мне какую-нибудь маску.

Девушка прикусила губу, а потом кивнула — ее мой внешний вид волновал не меньше. Иногда по ночам мы лежали обнявшись и пытались сообразить, чем же меня наградила Марвилет. А еще страшились того, что об этом узнают. Но Лотта всякий раз напоминала, что ни один законопослушный маг в королевстве не сможет обнаружить мои странности, если их не демонстрировать. На подобное способны указать только маги незаконные, то есть ведьмы и колдуны, а никто в этом не признается, если не хочет попасть под арест. Поэтому опасаться мне особо нечего. Если буду осторожна, то никто не заявится с обвинениями.

— Осталось лишь быть аккуратной, — вздохнула я, посматривая на дома вокруг.

— Напитка из золотых листьев хочу, — простонала Мэл, спрыгивая на брусчатку. — Фрэнк, ты веришь, что здесь мы хоть на кусок мяса наскребем? Я согласна на самую худую курицу, но чтобы много и с хлебом. Не обижайся… — улыбнулась она мне, — но травяные лепешки не чета хлебу.

— Кто ж спорит? — вздохнула я. — Хлеб…

— На хлеб нам завсегда хватит, — убежденно отмахнулся Фрэнк. — А вот на листья для напитка или мясо… Надо потрудиться. У нас даже запасы круп на исходе.

Триш и Мэл дружно тяжело вздохнули и принялись скреплять колеса соседних кибиток цепями и замками, чтобы их не украли.

— Чумазка! — окликнула меня Мэл. — Вы остаетесь, а мы с Фрэнком пройдемся по городу.

Я безропотно кивнула и забралась на козлы нашей с Лоттой кибитки.

— И почему она тебя вечно зовет этим прозвищем? — вздохнула Шарлотт, отодвигая шторку.

— Потому что руки то в земле, то в травяном соке, — усмехнулась я и вспомнила, как несколько часов перетирала траву, чтобы та лучше подсохла для травяной муки.

В тот день у меня руки почти до локтей были в пятнах сока.

— Но зачем же обзываться? — со вздохом проныла Шарлотт. — А?

— Солнце, все нормально, — отмахнулась я. — Меня подобное не обижает. Да и Мэл… она немного вредная, но добрая. Если уж принимает кого-то, то принимает всем сердцем. Не из тех, кто готов назвать другом любого человека после десяти минут знакомства. Нам с тобой очень повезло, что мы встретили этих людей. Но они другие. Жили другой жизнью, были иначе воспитаны.

Девушка вздохнула, подтянула коленки к подбородку и с сомнением взглянула на окрестные домики. Мы остановились не в центре, откуда циркачей бы выгнали, но девушку даже в такой тихой части города смущало обилие людей. Ее больше не защищал от других плащ. Она не упоминала о проклятии, но продолжала инстинктивно сжиматься, втягивать голову в плечи и прятать глаза.

— Не думай о том, что прохожие на нас посматривают, — велела я, уже привыкнув, что уговоры не всегда помогают. — Они смотрят не на тебя, а на девушку среди цирковых кибиток. Они видят крупную надпись «Шоу дядюшки Фрэнка», а не «Смотрите, здесь Мира Шарлотт Краймист!», поэтому не горбись, не сжимайся в комок. Не бойся их.

— А если… — выдохнула Лотта.

— Тебя могли узнать лишь те люди, которые работали в твоем доме в долине, — быстро перебила я. — Только они. Да, мы не знаем, может твоя Молли переехала в город. Это возможно, но шанс невелик. Другие же люди никогда не догадаются кто ты, если им не сказать. Поэтому… расслабься. А если переживаешь…