Шерлок Холмс и болгарский кодекс

Меня клонило в сон, и, задремывая, я видел Дели и худых лошадей из конной артиллерии, которые перескакивали заполненные жидкой грязью рвы во время скачек с препятствиями. Я снова очутился в маленькой индийской деревушке на исходе дня, когда наступают сумерки, переходящие в полумрак, и голубая дымка стелется над полями, и почувствовал странный кисло-сладкий запах, какой исходит от покрывал кормящих грудью крестьянских женщин.

Через несколько часов мы оказались в Софии. Сначала нашему взгляду открылись заводики и мастерские, производящие одежду из шерсти, льна и хлопка, изготовляющие бумагу, мыло, поташ, изделия из меди и железа. Шины нашего автомобиля вместе с дорожной пылью вздымали вверх тысячи разнообразных запахов. Ближе к центру города машина стала петлять узкими улочками с дощатыми и бревенчатыми тротуарами.

Мы прибыли во дворец. На высокой мачте рядом с болгарским флагом развевался королевский штандарт. Это было самое красивое из всех виденных мною зданий, за исключением Тадж-Махала. Огромные окна обрамлялись кретоновыми занавесями, слегка покачивающимися на ветру. Неяркий свет, зажженный в залах, чтобы прогнать сумрак, заставлял сотни стекол сверкать, как в Пале-Рояле.

От дворца ступенями спускались широкие террасы с клумбами ярко-красной герани, обсаженные рядами белых олеандров и багряников, между которыми мелькали статуи наяд, дриады, нимфы, сатиры и бронзовый олень из Геркуланума. Стену, обращенную к террасам, венчал фронтон, изображавший сцену охоты на кабана. Под карнизами гнездились сотни ласточек, которые то и дело вылетали оттуда, устремляясь ввысь.

Составляющие причудливые орнаменты партерные цветники, прорезанные сетью дорожек, расстилались ковром к огромному озеру, которое сверкало, как сапфир. По его темной глади скользили роскошные лодки. Всю ночь сады и оранжерея освещались электромобилями, спрятанными в зарослях.

Завидев нашу машину, личная охрана принца под предводительством бравого майора выступила из тени, чтобы занять позицию на ступенях широкой лестницы. Эти лихие вояки были просто великолепны в своих алых, шитых серебром мундирах и серых каракулевых папахах, украшенных орлиными перьями в драгоценных пряжках.

А рядом, искоса поглядывая на них, высоченный и длинноногий индийский журавль замер почти в полной неподвижности. Лишь слегка подрагивала его ярко-красная голова с похожим на штык восемнадцатидюймовым клювом.

Водитель оставил нас у подножия парадной лестницы, точной копии Красного крыльца в Грановитой палате Московского Кремля, где четыреста лет назад Иван Грозный убил гонца, принесшего ему дурные вести[17]. С другой стороны, перед входом в кухню, ждали своего часа горы гранатов, ананасов и зимних дынь сорта «кассаба».

Принимая почести, мы преодолели пятьдесят восемь ступеней. Наверху дворцовая прислуга сновала туда-сюда по передней зале, распыляя хвойную эссенцию. Один из слуг предложил нам окунуть пальцы в святую воду с лепестками фиалок.

Проделав эту несложную операцию, я взглянул на Холмса. Распахнувшиеся полы длинного пальто открывали взгляду его швейцарские сверхточные золотые часы. Насколько мне было известно, этот карманный брегет с двойной цепочкой «Альберт»[18] вкупе с обшарпанным секретером, двумя-тремя булавками для галстука и старинной золотой табакеркой были единственными фамильными ценностями Холмса. Он поймал мой взгляд, и улыбка насмешливого предвкушения промелькнула на его лице. «Мы должны помнить о приличиях, Уотсон, – прошептал он. – Плевательниц, во всяком случае, я здесь не наблюдаю».

Нас провели в большую комнату, похожую на столовую, где нашим глазам открылась сцена столь живописная, что она могла бы послужить сюжетом для версальских росписей. Зала эта выдавалась вперед над террасой, создавая эффект парения в воздухе над белесым морем. К самым разным оттенкам красного и синего примешивалось золото. Вдоль стен выстроились воины в ярких албанско-турецких одеяниях – алых вышитых туниках и алых же шелковых шароварах, перепоясанных широкими пестрыми шелковыми кушаками, из-за которых торчали рукояти ятаганов.

В комнате стояли орган и несколько фортепиано, отделенных друг от друга некоторым расстоянием. За одним из них сидел музыкант и исполнял сонату Гайдна, которую Холмс частенько вымучивал из своей скрипки. Портьеры и обивка кресел были из розовато-лилового и зеленого, словно мох, бархата.

Ровно в центре комнаты за антикварным письменным столом восседал наш клиент в генеральской форме, дополненной белой меховой шапкой. Его крупный нос, наследие Бурбонов, изгибался плавной дугой. Пышные усы выглядели холеными, борода была взбита и причесана как у принцев из династии Валуа. К мундиру приколоты орден Вюртембергской Короны и Большой Крест. Над ними виднелась блестящая красная лента ордена Почетного легиона, некогда принадлежавшая предку по материнской линии, Луи-Филиппу, последнему королю Франции, еще выше – болгарский орден Святого Александра.

Над принцем с лепного потолка свисала гигантская хрустальная люстра с подвесками-сталактитами, дар династии Бурбонов.