Шерлок Холмс и рождение современности

Титул у этого господина абсолютно фальшивый. Никаких «королей Богемии» — кроме уже очень немолодого в тот день (20 марта 1888 года) австрийского императора Франца-Иосифа — просто не существовало. Перед нами настоящий самозванец: приперся в маске, назвался совершенно уже невозможным графом фон Краммом (предвосхитив тем самым кафковского вельможу Кламма), высокомерничал, устраивал сцены, пока в конце концов не согласился, что зовут его Вильгельмом Готтсрейхом Сигизмундом фон Ормштейном, великим князем Кассель-Фельштейнским и наследным королем Богемии. «Король» и Холмс с наслаждением разыгрывают спектакль перед простодушным Уотсоном (не синематографическим Ватсоном!): тут ему и прекрасные оперные дивы, и «Ла Скала», и роковая фотография, и невинная дочь столь же несуществующего, как и Богемия, государства — «Скандинавского королевства» — по имени Клотильда Лотман фон Саксен-Менинген. Ложь настолько грубая, что переводчица Надежда Савельевна Войтинская просто не выдержала и тихонько выпустила этот дурацкий титул.

Хороша, конечно, и Ирен Адлер, еще одна обитательница Страны Богемы. Сначала нам рассказывают, что она «живет тихо, выступает иногда на концертах, ежедневно в пять часов дня выезжает кататься и ровно в семь возвращается к обеду. Редко выезжает в другое время, кроме тех случаев, когда она поет». Прекрасно! Скромная жизнь отставной примадонны. Только вот спустя четыре страницы читаем в письме Ирен Адлер Шерлоку Холмсу: «Мужской костюм для меня не новость. Я часто пользуюсь той свободой, которую он дает». Что же это, интересно, за свобода? В голову лезут разные предположения, причем большинство из них вовсе не укладывается в понятие «тихой жизни».

И вот эта троица одурачивает нашего бедного доктора, особенно не заботясь о правдоподобии своей комедии. Грубый фарс, даже не опера «Богема», где могла бы блистать Ирен Адлер, будь она на самом деле контральто. Сначала странное письмо на экзотической бумаге, в которой Холмс тут же опознает богемское производство: «Расшифруем теперь „Е“. Заглянем в иностранный географический справочник… — Он достал с полки тяжелый фолиант в коричневом перплете. — Eglow, Eglonitz… Вот мы и нашли: Egeria. Это местность, где говорят по-немецки, в Богемии, недалеко от Карлсбада. Место смерти Валленштейна». Замороченный пациентами, ватный от усталости Уотсон даже не обращает внимания на очевидный прокол Холмса: в алфавитном списке Egeria должна идти перед Eglow и Eglonitz. Думаю, «Богемия» взялась в этом сюжете из-за упомянутого здесь Карлсбада: где еще, как не на международном курорте, на водах, завязать сюжетец с любвеобильным королем и коварной дивой? Тут не опера, тут, конечно же, оперетка… На театральный характер происходящего намекает и упоминание знаменитого полководца Альбрехта фон Валленштейна. В Англии об этом господине вряд ли кто-либо помнил в конце XIX века; зато люди сцены знали его хорошо — как героя одноименной драматической трилогии Шиллера (а уж Ирен Адлер и подавно, благодаря симфонической поэме Бедржиха Сметаны «Лагерь Валленштейна»). Валленштейн был убит по приказу австрийского императора (по совместительству — короля Богемии) Фердинанда II 25 февраля 1634 года в богемском городе Эгер, который, кстати говоря, по-английски называется Eger, а не Egeria. Еще одна ошибочка. Вам двойка, Холмс, по географии.

Неправдоподобность в этой истории нарастает с каждым часом. Рекогносцировка нам (и доктору) известна исключительно со слов Холмса, затем нам предлагают странную сцену, которую — и это наш детектив признает — разыгрывают актеры, чтобы обмануть актерку Адлер. Пресловутого жениха Годфри Нортона никто из нас не видел своими собственными (то есть уотсоновскими) глазами; известно только, что этот, с позволения сказать, юрист из Темпла может бросить все дела, всех клиентов и безо всякой серьезной причины ночью сбежать на континент. Обратим внимание и на совершенно излишние детали, приплетенные Холмсом из чистой любви к дешевым эффектам. Если Нортон и Адлер собирались пожениться, то почему сделали это в такой спешке? Зачем надо было нестись в церковь? Почему бы не обвенчаться тихо-мирно, без суеты, на приватной церемонии, заранее пригласив надежного свидетеля? Все это, конечно, не приходит в голову бедному эскулапу, совершенно потерявшемуся среди арий и титулов. Над ним издеваются как только могут, а он в армейский ус себе не дует — старый служака беспрекословно выполняет все распоряжения распоясавшегося кокаиниста. Дальше — больше: на следующее утро они втроем врываются в чужой дом, нарушая все мыслимые законы; все это для того, чтобы прочесть милое письмо новоявленной миссис Нортон. Венчает дело нечто уж совсем в духе «Трех мушкетеров»: опереточный король предлагает безумному детективу перстень с изумрудом, но тот предпочитает фотографию певички. Занавес.