Шерлок Холмс и страшная комната. Неизвестная рукопись доктора Ватсона

— Ну, не все вышло, как было задумано, Ватсон, хотя без репетиции не обошлось. Признаться, я долго ломал голову, в какой манере и с какой притчей подкатиться к нашему больному, пока не понял, только такому же бандиту он сможет что-либо открыть. Перед всеми другими представителями рода человеческого этот детина будет изображать сиротку Эдди, жертву рока и порока, украденного цыганами из колясочки в нежном возрасте. Потому и пришлось мне взять быка за рога. Может, я и переборщил с эффектами, зато больной наш сразу понял, что разыгрывать сиротку Эдди сейчас решительно не стоит, а требуется, напротив, со всей определенностью показать этому залетному наглецу, Кексу, с кем тот имеет дело. Вот, взгляните, Ватсон, из-за этого самого перстня меня и приняли за дьявола, — и Холмс подал мне старинной работы перстень с монограммой «Б. Г.», изящно украшенный изумрудами и бриллиантами, по внутренней стороне которого был награвирован девиз на французском языке: «Tout ou rien!»[15] и дата — 1588 год…

— Откуда он у вас? — подивился я.

— О, это отдельная история. Расскажу, когда закончу дело. Сейчас, Ватсон, настало время подумать и подвести кое-какие итоги перед последним рывком.

Итак, что мы имеем? Больной, несмотря на мою щедрость и посулы, несмотря на свое весьма плачевное состояние, не захотел, однако, называть кличек — ни своей, ни дружков, и требовалось его как-то разговорить или хотя бы раззадорить, что я и сделал, назвав ему несколько знаменитых имен преступного мира. Разговорился он мало, но все же сболтнул вполне достаточно для того, чтобы найти разгадку. Он сказал, что их осталось двое из всего «курятника», это он и Билл, что старина Бен, трех дней не будет, как пошел к праотцам. Он проговорился, незаметно для себя, трижды назвав несчастного своего дружка Беном, а потом сказав, что это перстенек Глаза! И что «Б. Г.» — его инициалы. А, кроме того, когда больной хотел назвать себя, он явно осекся, успев, однако, произнести: «Я Пуде…»

Не Пуди… как если бы был Пудинг, а Пуде… то есть Пудель. И, конечно, я сразу узнал эти наспех обстриженные Авессаломовы кудри, которые, по всему, и были причиной его клички. Теперь проверим по картотеке, кто такой Пудель. Сдается мне… — но Холмс не договорил, а промычав что-то невразумительное, взял один из ящиков картотеки и придвинулся ближе к лампе.

Во всем доме только картотека да скрипка имели свое место и содержались в исключительном порядке, все остальное в этом доме находилось в состоянии хаотическом и непредсказуемом.

— Так я и думал… Пудель — это один из банды покойного Генри Грегсона, более известного как Гарри Дребадан. А раз от банды осталось трое, то ясно, что это на днях погибший Бен Глаз, Пудель и некий Билл, на которого он ссылался. Значит, теперь только Пудель и Билл остались из всего «курятника». Но в банде уже был Б. Г., это некий Бен Гламур, правая рука Гарри Дребадана. А что если Бен Гламур и Бен Глаз — одно и то же лицо? Данные у меня о банде довольно старые и неполные, что если Бен Гламур поменял кличку? Конечно, клички так просто не меняют, имена, фамилии — сколько угодно, но не клички, и происходит это всегда по очень серьезному поводу. Почему кличка Глаз? Может, потому, что у него всего один и остался? Интересно, если так! Тогда все становится понятным. И Нельсон с черной повязкой на глазу, с которым боролся учитель, обретает плоть и кровь! Это неплохое предположение, друг мой!

— Но, Холмс, это пока всего лишь предположение, а на одних предположениях далеко не уедешь.

— Как знать. Посмотрим, что у нас имеется на Бен Гламура. Холмс стал перебирать карточки и наконец отыскал нужное: — Ну, вот, пожалуйста: Бенджамин Филипп Анри виконт де Гранвилье, потомок древних французских аристократов или на английский манер Бен Гранвель. Кличка в банде Бен Гламур. Был замешан в деле… Погодите-ка! Похоже мы с ним знакомы! Ну, Ватсон, нам кажется повезло и здорово повезло. Это уже не одни гадания и предположения, а кое что посущественней. Сдается мне что именно с Бен Гламуром я имел однажды дело, которое едва не стало моим последним.

— Как?