Шерлок Холмс против марсиан

– Ни в коем случае! – в волнении воскликнул Ван Хелзинг. – Разговаривать с не-мертвыми крайне опасно! Они обладают большой гипнотической силой. Взгляните на этих солдат! Вы же не хотите составить им компанию? Нет, в ад, только в ад!

Ответом ему было напряженное молчание.

– Ну да, ну да, – Ван Хелзинг горько улыбнулся. – Мой друг-полиглот Арминиус из Будапешта как-то пошутил насчет моей фамилии: «One Hell Think» – «Об Аде Только и Думает». В этой шутке больше правды, чем мне бы хотелось. Клянусь, я предпочел бы никогда не встречаться с вампирами, ничего не знать об их существовании и спокойно заниматься медицинскими исследованиями. Иногда я опасаюсь, что преследование и истребление не-мертвых превратится для меня в навязчивую идею. Но ведь кто-то должен остановить их?! Этого я выслеживал четыре месяца и твердо намерен покончить с ним! Вы поможете мне, коллега?

Профессор извлек из саквояжа острый деревянный кол длиной около двух футов. За колом последовал тяжелый молот на короткой ручке.

– Кол надо вбить ему в сердце.

– Вы же утверждали, что его убьет солнце?

– Мне в точности неизвестно, как быстро не-мертвые набирают силу. Возможно, он уже подошел к той грани, за которой вампир обретает способность сопротивляться солнцу. Я не хочу рисковать, джентльмены!

– Мне это не по душе, – сообщил доктор Ватсон. – Но долг платежом красен. Говорите, что мне делать.

Следуя указаниям профессора, доктор приставил кол к груди графа напротив сердца. Тварь дергалась и извивалась, но вырваться не могла: сказывались ранения освященными пулями. К тому же с приближением рассвета вампир слабел на глазах. Он не просил пощады и не проклинал державших его людей. Казалось, граф вдруг утратил дар членораздельной речи. Тварь лишь хрипела и скулила, как раненая собака. От этих звуков мороз продирал по коже. Ван Хелзинг прочел краткую молитву на латыни – от нее граф зашелся в конвульсиях – и взмахнул молотом.

Душераздирающий вой вырвался из горла графа, когда кол вошел в его грудь. Интонациями этот нечеловеческий вопль напоминал механическое «Улла-улла-улла!» марсианских треножников. Том попятился, обливаясь холодным потом. Ван Хелзинг ударил еще раз, глубоко вгоняя кол в тело твари. Брызнула кровь – густая и черная, как смола. Последний удар, и вой смолк. По телу вампира прошла судорога, он вытянулся во весь рост, сделавшись невероятно прямым и длинным – и застыл.

– Это все? – поинтересовался Холмс.

– Нет. Необходимо отсечь ему голову и набить рот чесноком.

– Ну у вас и методы, коллега! – Ватсон не преминул вернуть профессору его выпад. – Как по мне, прижигание углями гуманнее.

– Слово «гуманность», – сухо отрезал Ван Хелзинг, – неприменимо к инфернальным тварям.

Полемику врачей прервал Холмс:

– Смотрите! Смотрите, как изменилось его лицо!

Том отважился приблизиться. Действительно, лицо упыря вновь претерпело ряд изменений. Исчезли оскал и трупная синева, черты разгладились. Сейчас граф скорее походил на спящего человека, нежели на мертвеца.

– Дальше я справлюсь сам, – Ван Хелзинг взмахнул тесаком.

Том едва успел отвернуться.

– Чтобы вы убедились окончательно, подождем еще, – сообщил профессор по прошествии нескольких минут. – Скоро взойдет солнце. Молодой человек, я вижу, вам досталось. Позвольте вас осмотреть – возможно, вам требуется медицинская помощь.

– Это вы мне, сэр?

– Да-да, именно вам.

– Гордитесь, Том, – Ватсон хлопнул грузчика по плечу. – Вас будет лечить настоящий профессор медицины!

– Спасибо, господин профессор! Со мной все в порядке!

Том очень старался не обидеть Ван Хелзинга. От одного вида этого страшного голландца Тома бросало в дрожь. Рэдклиф скорее бы согласился, чтобы его лечил вечно пьяный коновал Мэрдок! Или, в крайнем случае, доктор Ватсон. Лишь бы не профессор, которому тесак заменяет пластырь, а револьверы – клистирные трубки!

– Ну, как знаете… А вот и солнце!

На востоке, там, где подернутая туманом морская гладь сливалась с бледным утренним небом, мелькнул алый краешек солнца. Едва лучи его коснулись бездыханного и обезглавленного тела, как останки графа начали таять и усыхать. Порыв утреннего бриза налетел, взвихрил жалкую кучку праха и унес прочь. В воздухе соткалась призрачная тень – статный вельможа в бархатном камзоле. На лице призрака застыло неземное умиротворение. Миг, и тень растаяла без следа.

– Убедились, джентльмены? – нарушил тишину Ван Хелзинг.

У погасшего костра зашевелились, просыпаясь, солдаты.

3. Холмс принимает решение

– Джентльмены, я вынужден сообщить вам преудивительную новость. Мне пришлось радикально пересмотреть свои взгляды на окружающую действительность.

Холмс выдержал паузу, собирая внимание присутствующих, и заправил за воротник накрахмаленную салфетку.