Увильнув от продолжения беседы, я вышел на небольшое крылечко перед кухней, чтобы убедиться, что шериф Бем все еще занят там сбором показаний. Я понимал, что Холмсу, обладающему талантом стремительно проводить расследование, потребуется лишь пара минут, чтобы закончить осмотр. Именно столько времени у него и оказалось, поскольку вскоре я увидел, что Бем идет к дому. Я быстро вернулся и громко свистнул. Когда шериф вошел в дверь, Холмс уже сидел за кухонным столом и мило беседовал с Кенсингтоном.
– Ах, шериф, рад вас снова видеть, – сказал Холмс, поднимаясь со стула. – Мы с мистером Смитом лишь хотели пожелать вам хорошего дня и поблагодарить за помощь. Вы были так великодушны. Мы вскоре вернемся в Александрию, хотя сначала хотелось бы осмотреть место, где Вальгрен обнаружил камень. Надеюсь, вы не возражаете?
Бем, который, по-видимому, был занят чем-то другим, сказал, что он не против, хотя и просит не трогать ничего – забавное предостережение, учитывая толпу любопытных, рыскавших по ферме.
На улице Холмс поинтересовался у Кенсингтона, как далеко отсюда место находки камня.
– Не больше четверти мили, – ответил тот. – Это южный край фермы. Проще всего дойти туда пешком, если только вы, джентльмены, не возражаете против прогулки.
– Нет, вовсе нет, – сказал Холмс. – Прошу, показывайте дорогу!
Как и обещал Кенсингтон, нам пришлось пройтись через поля и пастбища, чтобы добраться до нужного места. Лесистый холм, где Вальгрен предположительно нашел невероятное сокровище, располагался рядом с небольшим прудиком, все еще подернутым льдом. К югу от пруда я увидел дом и амбар соседнего фермера, почти в таком же бедственном состоянии, как и у Вальгрена.
– Это ферма Нильса Фегельблада, – сказал Кенсингтон, словно прочитав мои мысли. – Нильс на самом деле живет куда ближе к тому месту, где нашли камень, чем Олаф.
– Возможно, нам стоит поговорить с этим мистером Фегельбладом, – предложил Холмс. – Может, он что-то видел или слышал вчера ночью.
– Вот и шериф так решил, – сказал Кенсингтон. – Проблема в том, что Нильса нет в городе с понедельника. Поехал к родственникам в Миннеаполис.
– Какая досада, – вздохнул Холмс, пока мы огибали пруд (ни мне, ни Холмсу не захотелось ступать на лед после того, что мы пережили на Миссисипи три года назад) и потом поднимались по узкой тропинке к тополям, которые курчавой шапкой венчали взгорок.
Холм был крутым, но не очень высоким, всего-то каких-то пятьдесят футов.
Обратив внимание, что земля тут совершенно не обработана, Холмс поинтересовался, пользовался ли Вальгрен ею вообще.
– Нет, он с ней ничего не мог сделать, – сказал Кенсингтон, который пыхтел, как старый охотничий пес, пока вел нас наверх. – Тут своего рода пустошь, слишком крутой обрыв, чтобы вспахать, и слишком лесистая местность для пастбища, но Вальгрен потихоньку выкорчевывал деревья, чтобы коровы могли пастись, вот так и наткнулся на камень.
Когда мы наконец поднялись на вершину, где сильный ветер трепал голые ветви тополей, я увидел сельский пейзаж, простиравшийся на мили к югу: бурые поля, черные остовы деревьев, заледеневшие пруды, и все это под низким синевато-серым небом. Вдалеке виднелось несколько ферм, но они казались какими-то маленькими и незначительными на фоне необъятных просторов. Мне подумалось, что это довольно унылая сцена, пока что не облагороженная рукой человека. Лондон с его вечной спешкой казался с вершины холма не просто далеким, а прямо-таки находящимся на другой планете. Не думаю, что Холмс испытывал те же чувства, поскольку отчасти своим гением он был обязан способности сосредотачиваться на насущной проблеме. Теперь его интересовал только камень, и великий детектив казался все более воодушевленным, по мере того как мы приближались к месту обнаружения артефакта. Я ожидал увидеть какой-то знак, который отмечал бы конкретную точку находки Вальгрена, но вместо этого нас ждала яма глубиной метра три и примерно столько же шириной.
– Вот тут, – объявил Кенсингтон, – причина всех бед. А так сразу и не скажешь, да?
Холмс уставился на яму, а потом, к моему удивлению, спрыгнул вниз и начал яростно копать землю руками.
– Боже, что вы делаете? – изумился я.
– Ищу корни, – бесстрастно ответил Холмс, а через несколько минут сообщил: – Ага, вот они. Думаю, я нашел один из боковых корней поменьше. Выглядит так, будто его перерубили пополам топором, но следов главного корня не вижу. Скажите, мистер Кенсингтон, а какого размера было дерево?
– Забавно, что вы это спросили. У нас тут разгорелся целый спор по этому предмету. Олаф утверждал, что это был большой тополь, может, шестидесяти– или семидесятилетний, но другие говорили, что дерево совсем молодое. Проблема в том, что тополя тут растут как сорняки, сразу и не поймешь их возраст, поскольку новые побеги так и прут.
– Понимаю. Вы знаете, что случилось с деревом?
– Не особо. Догадываюсь, что Олаф выкорчевал его и отволок куда-то. Господь его знает, куда именно.