В начале второй недели своего пребывания в Брайтоне я двинулся на север, — для осмотра нескольких больших центров и, так как путь мой лежал через Лондон, т. е. мне приходилось пересекать графство Sussex, местопребывание Шерлока Холмса, а вернуться снова на юг я не рассчитывал, то я и решил воспользоваться удобным случаем, — посетить выдающегося общественного деятеля, так любезно и снисходительно отнесшегося ко мне. Выйдя на той маленькой станции, где неделю тому назад я распростился с Холмсом, я сразу увидел знакомый дог-карт, как оказалось, высланный за мной, в виду получения известия о моем приезде. Через час быстрой езды по великолепной деревенской дороге, о которой у нас, в России, не смеют даже и мечтать, я подкатил к месту отдохновения одного из великих современников. Вековой парк, раскинувшись на большом пространстве, сжимал в своих мохнатых объятиях изящную постройку в готическом стиле, как старец своего юного и любимого внука; кругом колосились поля, чернела лесная полоса, сливавшаяся с горизонтом, а сзади, на молочном фоне прозрачного летнего неба, высилась группа холмов и шаловливая лента дороги доверчиво бежала к ним.
Холмс встретил меня на крыльце-террасе, увитой зеленью и заставленной экзотическими растениями.
После обеда, прошедшего быстро и не сопровождавшегося никаким особенно интересным разговором, Холмс попросил меня к себе в кабинет, куда, признаюсь, я вошел не без некоторого трепета, — как в нечто священное, где плодотворная мысль гуманнейшего человека нашла себе тихий приют. Кабинет первого сыщика Европы представлял собою совокупность простоты со строгой обдуманностью: ни одна вещь, начиная с длинного ряда шкафов, наполненных аккуратно подобранными томами, большого письменного стола, свободного от всяких убранств, за исключением полного комплекта письменных принадлежностей, рассчитанного до мельчайших подробностей, удобного и глубокого кресла с покатой спинкой и кончая целой коллекцией фотографических карточек, всевозможной величины, с разнообразнейшими автографами, большая часть которых принадлежала лицам высокопоставленным и хорошо известным, ни одна вещь не выглядела случайной или ненужной; все лишнее отсутствовало здесь так же, как тот непригодный балласт, который всегда так искусно отбрасывался Шерлоком, при его мощном стремлении к истине. Над камином висел поясной портрет с размашистой подписью внизу:
Вслед за нами лакей внес в кабинет кофе с ромом и, отворив стрельчатое окно, выходившее в сад, засаженный в этом месте цветочными клумбами, немедленно удалился. В комнату полилась ароматная струя. Холмс протянул мне свой золотой с рубиновой короной портсигар, очевидно, подарок какой-нибудь коронованной особы, затем, взяв и себе штуку, медленно чиркая спичкой, заговорил.
— В прошлую нашу встречу разговор у нас коснулся умственной нищеты современного человечества. Теперь пойдем дальше. Пробуя суммировать нищету умственную с нищетою духовной, наличность которой в настоящее время слишком очевидна, мы получим известное абстрактное понятие, которое, на основании своих данных, может быть вполне названо центробежной силой, действующей в круге вселенной, центром которой служит культура икс. Идя еще дальше, делаем следующее исторически-известное построение: греческая культура плюс нечто равно древнегерманской культуре; древнегерманская культура плюс нечто равно культуре последнего времени или современной. Итак, как видно, атмосфера культуры постепенно сгущается ввиду приближения к культурному центру, принятому нами за
Холмс на минуту остановился, сильно затянулся и после небольшой паузы продолжал:
— Если же прогресс равен регрессу, то, сократив плюс на минус, не получим ли мы нуля? А если так, то культурный
Я молчал, подавленный логикой моего собеседника. Холмс продолжал: