Читаем Шерлок Холмс в России полностью

Но Сашка, по-видимому, не слушал и храпел уже непритворно. Я пытался заснуть в свою очередь, но мне не спалось. Перед глазами так и мелькали трагические картины двух последних дней, взволнованные, растерянные лица зрителей… Но одно лицо было самоуверенно-спокойно: это было лицо Воронина.

Заснуть мне так и не удалось. Провалявшись часа два в постели, я наконец решил, что лучше встать, одеться и посидеть у окна.

Была светлая, ясная ночь. Приближались белые ночи, для одних — прелесть, для других — бич Петербурга. Но до настоящих белых ночей было еще довольно далеко. Свет был не то лунный, не то от зари, и это странное сочетание давало всей картине своеобразный колорит — бледный, нежный, какой бывает иногда на акварельных пейзажах, полный еле заметных переливов красок, прелесть которых, чуждая ярких тонов, понятна лишь чуткой к красоте настроения душе северянина.

Я распахнул окно и невольно залюбовался расстилавшейся передо мной картиной.

Английский сад с его правильно разбитыми, точно ювелирной работы, клумбами, подстриженные низенькие деревья на фоне своих более старых собратьев, не поддавшихся ножу садовника, — все тихо спало. Белые дорожки протянулись, как изящно расшитые на богатом туалете ленты, вились и терялись в глубине. И посередине этого пейзажа, точно драгоценная вещь в изящном футляре, возвышался китайский павильон. Его цветные окна, казалось, приобрели в эту полную вешней неги прелестную северную ночь какой-то особенный блеск, гармонично сливавшийся с окружающим и как бы дополнявшим всю обстановку.

Я невольно перенесся мыслью за несколько десятков лет назад, в прошлое, из которого, казалось, была вырвана эта картина.

Я замечтался и не мог бы сказать, сколько времени просидел у окна, как вдруг мое внимание было привлечено странным обстоятельством: окна беседки слегка осветились, как будто бы кто-нибудь зажег внутри ее фонарь или свечку.

Я не суеверен и, как могут засвидетельствовать мои приятели, далеко не робкого десятка. Мне случалось проводить ночи наедине, в глухом лесу, не испытывая от этого ничего, кроме наслаждения близкого общения с природой. Но в этот момент, признаюсь, мне стало жутко. Обстановка была слишком необычайна, и воображение, к тому же увлеченное мечтами о прошлом, отказывалось естественно объяснить это странное явление.

Я знал, что в беседке никто не ночует. С другой стороны, я сидел у окна довольно долго, и в павильон нельзя было войти, не будучи замеченным мною, так как его единственная дверь выходила по направлению к дому. Что за таинственный свет явился за цветными стеклами, чтобы через минуту снова погаснуть?

Невольным движением я бросился к постели Введенского и стал трясти его плечо. Когда он, наконец, проснулся и выслушал мой торопливый рассказ, то счел его просто галлюцинацией; но мне все-таки удалось убедить неисправимого скептика встать с постели и вместе со мной занять наблюдательный пункт у окна.

Мы просидели четверть часа, но свет не появлялся. Сашка уже начал ворчать, что я своими бреднями не дал ему выспаться, как вдруг он схватил меня за руку, как бы призывая к молчанию, и впился глазами в уже сгустившуюся темноту сада. В следующий же момент я понял, в чем дело: дверь павильона открылась и из нее показалась человеческая фигура.

Фигура остановилась в тени и долго и пристально стала рассматривать окна дома. Осмотр, по-видимому, ее удовлетворил (мы были скрыты занавеской), потому что она медленно стала двигаться дальше, и мы ясно рассмотрели человека, который, держа какой-то предмет в руках, согнувшись, крадущимися шагами, стал пробираться по направлению к дому.

В этот момент Сашка уже успел, не отрываясь от окна, натянуть брюки и пиджак и, вдруг решившись, очевидно, действовать, потянул меня за рукав и увлек за собой по направлению к лестнице. Соблюдая всевозможные предосторожности, с револьверами в руках, мы спустились в прихожую и через столовую прошли на террасу. Там никого не было видно.

После минутного колебания, которое показалось нам целой вечностью, Сашка решился открыть дверь и выйти в сад.

Мы обошли его кругом, никого не встретив. А между тем, сад был невелик и зарос не густо, так что спрятаться в нем было более чем затруднительно, Наконец, Сашка направился к китайскому павильону и толкнул дверь.

Дверь бесшумно открылась. Перед нами в фантастическом освещении, но как на ладони, была единственная восьмигранная комната павильона, красиво обставленная старинной мебелью красного дерева… Она была пуста.

Мы заглянули за портьеры, под столы, под кресла: никто не мог спрятаться здесь от такого осмотра. Введенский и я — мы оба были поражены, подавлены. Куда мог скрыться таинственный незнакомец?

Наконец, Сашка решил постучаться к садовнику и попытаться разъяснить что-нибудь этим путем.

Демьян долго не отзывался на наш стук, потом вышел, злой и раздраженный ночной тревогой, и категорически заявил, что он никого не пропускал, а перелезть через забор невозможно.

Мы направились снова к себе наверх, подавленные непроницаемой таинственностью ночного приключения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая шерлокиана

Похожие книги

Сатиры в прозе
Сатиры в прозе

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В третий том вошли циклы рассказов: "Невинные рассказы", "Сатиры в прозе", неоконченное и из других редакций.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Документальная литература / Проза / Русская классическая проза / Прочая документальная литература / Документальное
Судьба России
Судьба России

Известный русский философ и публицист Н.А.Бердяев в книге «Судьба России» обобщил свои размышления и прозрения о судьбе русского народа и о судьбе российского государства. Государство изменило название, политическое управление, идеологию, но изменилась ли душа народа? Что есть народ как государство и что есть народ в не зависимости от того, кто и как им управляет? Каково предназначение русского народа в семье народов планеты, какова его роль в мировой истории и в духовной жизни человечества? Эти сложнейшие и острейшие вопросы Бердяев решает по-своему: проповедуя мессианизм русского народа и веруя в его великое предназначение, но одновременно отрицая приоритет государственности над духовной жизнью человека.Содержание сборника:Судьба РоссииРусская идея

Николай Александрович Бердяев

Философия / Проза / Русская классическая проза