Под торговлю была снята и переделана китайская фанза (изба), местный столяр спешно работал нам прилавки и полки, а сами мы бродили с утра до вечера по разным поставщикам, комиссионерам и торговцам, торгуясь по поводу самого разношерстного товара.
Вскоре к нам начали приносить и образцы.
Того товара, который не возбуждал подозрения, Холмс брал очень мало.
Но лишь только он замечал подозрительный товар, он заказывал его большие партии, подолгу разговаривая с поставщиками. При подобных сделках нередко происходили и попойки, на которых Холмс и продавец ставили каждый по нескольку бутылок шампанского.
Дней через двадцать, когда столярные работы в нашем помещении были окончены, в магазин стали привозить товар.
Царица небесная! Чего–чего тут не свозили только к нам.
Положительно, Холмс собирался открыть самый универсальный магазин, какой когда–либо видел мир!
Сахар, коломазь, мука, ситцы, сухие овощи, сапоги, духи, фуфайки, миндаль, водка, полотно, зубоврачебные и хирургические инструменты, одним словом, все, что угодно.
Купцы и комиссионеры, узнавшие, что мы скупаем все, что попадется под руку, — шли к нам вереницей.
Был вечер.
Холмс только что начал раскупоривать ящик с сапогами, когда к нему вошел армянин Бахтадьян, его главный поставщик.
— Сапоги раскупориваешь? — спросил он, обращаясь к нему, по кавказской привычке, на «ты».
— Да, твои сапоги! — улыбаясь, ответил Холмс, вынимая одну пару и будто нарочно заглядывая в голенище.
— Клеймо смотришь? — засмеялся Бахтадьян.
— А мне–то что? — ответил Холмс, пожимая плечами. — Я соскребу. А вот как ты не боишься так продавать?
— Зачем бояться? — удивился Бахтадьян. — Небось начальство продает, у него чего угодно купишь. Если нам с каждой вещи счищать да соскребать, так нам пять лет надо истратить!
— Али уж так много? — удивился Холмс.
Бахтадьян только махнул рукой.
— Пойдем вино пить! Говорить надо!
Холмс бросил раскупорку, и мы все трое удалились в заднюю комнату, служившую нашим жильем.
Холмс приказал приказчику–китайцу принести красного вина и шампанского.
В Сибири любят пить эти вина, мешая их вместе.
Сначала Холмс всячески оттягивал разговор о деле, усиленно подливая вино Бахтадьяну.
И только когда он заметил, что Бахтадьян уже сильно покраснел от вина, он позволил ему говорить о том, о чем тот хотел.
Результат получился превосходный.
Комиссионер приступил к делу сразу, напрямик.
— Ты, душа мой, думаешь, я верю, что ты хочешь торговать здесь? — спросил он ехидно.
— А то как же! — удивился Холмс.
Армянин хитро подмигнул.
— А зачем покупаешь все — что под руку попадет? Небось в Россию повезешь, где сбыт есть? А?
— А хоть бы и так? — сказал Холмс.
— Денег–то у тебя много?
— Хватит .
— Ну, а сколько можешь положить в дело?
— Сколько угодно, — серьезно произнес Холмс. — Своих не хватит — товарищи есть.
Бахтадьян одобрительно кивнул головой.
Впоследствии Холмс говорил мне, что Бахтадьян все время подозревал, что мы с Холмсом представляем из себя главу великолепно организованной шайки, имеющей солидный капитал и занимающейся специально куплей и перепродажей краденого товара.
— Хочешь дела делать, так говори! — сказал он.
— Конечно, хочу! — ответил Холмс.
— Ну, так и делай! Доставлю товару сколько хочешь.
— А откуда?
— Со всех сторон предлагают. Есть и здесь и на Мысовой, в Иннокентьевской, Манчжурии, Байкале, ну, на всех станциях.
— Какой товар?
— Всякий. Кровати, белье, парфюмерия, ткани, сахар, свечи, медикаменты, инструмент, пишущие машины, типографский инструмент…
— А дорого?
Бахтадьян прищурил глаз и взглянул на Холмса.
— Цены фабричные знаешь? — спросил он.
— Знаю, — ответил Холмс.
— Сколько хочешь скидки?
— Процентов семьдесят.
— Ты с ума сошел? — воскликнул армянин.
— Нет, не сошел, — хладнокровно ответил Холмс.
— А мне нажить нужно?
— Нужно.
— Что же я наживу–то?
— С меня получишь.
— Сколько?
— Десять процентов.
Армянин задумался.
— Нет… не отдадут так дешево! — произнес он, наконец. — На аптекарских товарах, клейменом белье и сапогах, на топографическом инструменте и хирургическом — можно и все восемьдесят процентов скидки получить, но… на остальном придется набавить до сорока, а с моим процентом значит до пятидесяти.
— Одеяла есть?
— Сколько угодно, только на них больше пятидесяти процентов скидки не дадут. Этот товар китайцы охотно берут.
— Ну, ладно… я подумаю. Дорого больно! — лениво произнес Холмс.
— Да будет торговаться! Говори уж свою цену! — стал настаивать Бахтадьян. — Ну, сколько скидки? — Хочешь, с моим процентом — на круг сорок пять процентов?
— Нет, не хочу. На те товары, про которые ты говорил, что их отдадут дешево, — пусть делают 75%, а на остальные — сорок. Тебе же, за все без исключения, от меня — десять процентов. Не хочешь — так перестанем говорить.
Целый час продолжался торг.
Но как ни бился Бахтадьян, сколько ни уходил для виду, Холмс оставался непреклонным, не сбавляя ни одного процента.
— Ну, пусть будет по–твоему! — воскликнул он наконец. — Давай хоть маленький задаток, чтобы я знал, что могу начинать.