– Фокус в том, что вы начинаете восстанавливать цепочку рассуждений собеседника, взяв в качестве исходной посылки идею… ну, назовем ее вслед за многомудрыми буддистами идеей «зависимого происхождения». И тогда по одной капле воды вы сможете сделать вывод о возможности существования Тихого океана или Ниагарского водопада, даже если вы не видали ни того, ни другого и никогда о них не слыхали. Всякая жизнь – это огромная цепь причин и следствий, и природу ее мы можем познать по одному звену[72]
.Монастырь стоял высоко на горе, под которой располагалось поселение Традун. Это была обычная для тех мест шумная метрополия, состоящая более чем из двадцати домов, если не считать шатров кочевников, рассеянных по открытой равнине. Отсюда было недалеко до королевства Непал, и там, где оно располагалось, я заметил три далекие, покрытые льдом вершины[73]
.До Шигаце мы добрались только через три недели. Нам выпала удача побывать в прославленном монастыре Таши Лхунпо и увидеть его сокровища, однако мы остерегались приближаться к китайскому посольству, которое находилось в западной части города. У нас с Кинтупом с этим местом были связаны самые неприятные воспоминания. На базаре мы услышали множество разнообразных толков о маньчжурском амбане в Лхасе, о его помощнике здесь, в Шигаце, и о неминуемом вторжении китайской армии. Однако насколько мы могли доверять всем этим слухам?
От Шигаце до Лхасы оставалось около десяти дней езды.
До Лхасы мы добрались вечером 17 мая 1892 года. Когда мы миновали последний поворот на паломнической дороге из Гьянгце, перед нами предстал дворец Потала, возвышающийся над зелеными ячменными полями в долине реки Кьичу (Счастливой Реки).
Дворец Потала был построен в год Водяной Птицы (1645) Пятым Верховным ламой, или далай-ламой, как на самом деле звучит его титул. По некоторым данным, центральная постройка, именуемая Красным Дворцом, существует с VII века, со времен древних тибетских царей. Дворец назван в честь горы Потакала в Южной Индии – это одна из священных гор, связанных с именем индуистского бога Шивы. Буддисты, однако, верят, что гора посвящена Авалокитешваре – Будде Сострадания, воплощением которого считается далай-лама. Дворец Потала казался бы из ряда вон выходящей постройкой в любой из метрополий мира, но здесь, среди пустынной дикой природы Тибета, столь монументальное творение человеческого духа и энергии поистине повергало в трепет.
До сих пор этот дворец видел только один белый человек, Томас Мэннинг[74]
, а из сотрудников нашего ведомства до меня здесь бывал лишь К-21. Я смиренно вознес хвалы Творцу за то, что он даровал мне возможность увидеть это чудо. Как я заметил, на моих спутников открывшаяся перед нами картина произвела не меньшее впечатление. Церинг, Кинтуп и прочие буддисты спешились и благоговейно распростерлись на земле. Даже Гаффуру, истый мусульманин, был до того тронут зрелищем, что адресовал дворцу уважительный салам. Взгляд мистера Холмса, по мере того как он смотрел на далекий дворец Потала, исполнялся тихого блаженства. Суровые и неизменно напряженные черты его лица постепенно смягчились, и на губах заиграла легкая улыбка.Казалось, все испытания и трудности нашего путешествия чудесным образом отступили. С легким сердцем и в хорошем настроении мы вошли в священный город.
Не сворачивая с паломнической дороги, мы шли по обсаженной деревьями аллее, мимо садов и огородов, откуда на рынки Лхасы поставлялись фрукты и овощи, шли через парки, миновали поля и небольшие участки земли, густо заросшие лесом. В свежайшем воздухе совсем не было пыли – этой чумы Шигаце. Без сомнения, здесь не последнюю роль играли болота и широко раскинувшаяся сеть ручейков, благодаря которым живительная растительность Лхасы столь пышна и зелена. Хотя сверкающие воды здешних ручьев полны жирной форели, ловить рыбу запрещено, равно как и убивать птиц, ведь так можно погубить человеческую душу, которая могла в них переселиться. Берега этих бесчисленных ручьев покрыты ковром дикорастущих цветов, яркостью своей как будто бы пытающихся перекричать друг друга: душистая лапчатка, лиловый и голубой цикорий, лютики, примула, колокольчики – чего тут только не было! Вверх по равнине, сколько хватало глаза, раскинулись, подобно морю, поля зреющего ячменя. Крестьяне уже принялись за работу и весело напевали, на крестьянках были желтые венки из клематиса.
Мы миновали небольшую похоронную процессию. Тело покойного, обернутое в покрывало, несли в сидячей позе. Скорее всего, процессия направлялась на кладбище за пределами города, где тело должно было подвергнуться отталкивающему, но традиционному для этих мест ритуалу: его разрезали на куски и скармливали грифам и воронам. Мэннинг, повествуя о своем путешествии, описывает этот обряд весьма затейливо: «Они не едят птиц, но позволяют птицам есть себя».