Шерлок Холмс в Тибете

Я оторопел. Это был Стрикленд. Вот те на! Вечер подкидывал все новые и новые сюрпризы. Небольшое пояснение для читателя: капитан Э. Стрикленд, эсквайр, формально будучи солидным и уважаемым офицером индийской полиции, в иной своей ипостаси был одним из теневых участников «Игры» (если воспользоваться непотребным эпитетом мистера Киплинга) и одним из лучших игроков[15]. Мне говорили, что он в Биканере, таинственном городе в Великой Индийской пустыне (где глубина колодцев достигает четырехсот футов, а земля сплошь покрыта костями верблюдов). А ведь я должен был бы догадаться. Он был как крокодил – всегда не в той заводи, где его ищут.

Он пожал норвежцу руку и заговорил. Из-за оглушительного шума на пристани я не смог разобрать ни слова из их разговора. Минуту спустя Стрикленд бросил несколько слов таможенному офицеру-метису и, подхватив саквояж, вышел вместе с норвежцем из здания таможни. Я последовал за ними на безопасном расстоянии. За воротами Стрикленд окликнул тикка-гхари. Оба впрыгнули в экипаж и покатили из порта вниз по Фрере-роуд.

На счастье, я вынужден был замешкаться за огромными коринфскими колоннами главного здания порта, и тут же в слепящем свете газовых фонарей, освещавших стоянку кэбов и вход в Большой порт, из темноты ближайшего портового склада тихо появился похожий на хорька человечек в грязно-белых тропических парусиновых брюках и в топи слишком большого размера. Его крадущаяся походка выдавала тот факт, что он тайно преследует либо Стрикленда, либо норвежца. И как если бы в подтверждение моей догадки, он быстро направился к одному из томящихся в очереди экипажей. Я не слышал распоряжений, которые он отдавал кучеру, однако жест, которым он указал в сторону быстро исчезающей повозки, только что нанятой объектами его слежки, был совершенно недвусмыслен. Кучер хлестнул свое животное, и второй экипаж покатился вслед за первым.

Вечер становился все интереснее, он полнился «волнением, движением и шумом», как сказал бы поэт. Я, в свою очередь, тоже нанял экипаж и поспешил вслед за остальными.

В городе начиналась вечерняя жизнь, и фонарщики уже почти завершили свой ритуальный обход. Смуглые потные чернорабочие-кули с перегруженными тачками перемешивались с одетыми в белое клерками и сотрудниками правительственных учреждений, спешащими домой. Продавцы сладостей и низкородные кунджри (торговцы фруктами и овощами) развернули на мостовых шумную свою торговлю, прилавки освещались коптящими факелами, едкий дым которых вливался в попурри прочих запахов: пряностей, жасмина, ноготков, сандалового дерева и вездесущей пыли. По улицам носились с воплями полуголые мальчишки, цеплялись к проезжающим экипажам, то и дело вспрыгивали на подножку грохочущего трамвая и соскакивали обратно, к превеликой ярости кондукторов.

На Хорнимэн Серкл движение транспорта было почти полностью остановлено свадебной процессией. Кули освещали этот разноцветный сумбур фонарями и факелами, в то время как нестройный, местного разлива оркестр, звеня литаврами и дуя в шалмеи, оглушительно, но весело аккомпанировал группе разнузданных танцоров, выступавших впереди жениха. Сей блистательный персонаж, наряженный в военный убор принца-раджпута[16], нервно восседал верхом на ветхом боевом коне, кое-как цепляясь за переднюю луку своего седла. Лицо его было завешено покрывалом из цветков календулы, а сам он направлялся в сторону дома невесты.

Примерно в двадцати футах от меня застряли и две другие повозки. Человек, похожий на хорька, проявлял немалый интерес к процессии, однако время от времени бросал взгляд и в сторону второго экипажа, следя за его продвижением в тесном потоке транспорта. Его тонкое исхудалое лицо с тонким же острым носом украшала никак не вязавшаяся с его обликом заморыша пышная растительность, именуемая, как мне кажется, бачками – такие были в моде лет десять тому назад. Он мог бы сойти за благородного господина, хотя определенно не за джентльмена.

Наконец благодаря неусыпному надзору и энергичному свисту «бомбейских лютиков» (так в этом городе называют дорожных инспекторов из-за их желтых круглых шапочек) свадебная процессия свернула в сторону станции Черчгейт, и движение было восстановлено. Несколько минут спустя экипаж, в котором ехали Стрикленд и норвежец, свернул влево к набережной Аполлона, затем в переулок и, наконец, двинулся вверх по подъездной дороге к гостинице «Тадж-Махал». Эта великолепная постройка, украшенная арками и нарядными балконами и увенчанная огромным центральным куполом (с куполами поменьше по бокам), производит впечатление скорее дворца махараджи, нежели простого постоялого двора.

Тикка-гхари, в которой ехал человек, похожий на хорька, исчезла из виду. Я внимательно оглядел все вокруг, но она как будто бы испарилась. Я расплатился со своим кучером за воротами и пошел вверх по подъездной дороге пешком.