– Будьте вы прокляты! Кто вы такой, чтобы вмешиваться! Вы новичок в ложе! Прочь!
Он поднял палку, но Макмурдо вынул револьвер из своего кармана.
– Нет, это вы уходите прочь, – произнес он. – Если вам вздумается поднять на меня руку, пуля размозжит вам лицо. Что же касается ложи, скажите, разве мастер не за претил убивать этого человека? А что вы делаете, как не убиваете его?
– Он говорит правду, – заметил один из шайки.
– Скорее разбегаемся! – закричал снизу Вильбай. – Окна освещаются, и через пять минут сюда соберется весь город.
Действительно, на улице загудели голоса, маленькая группа наборщиков и несколько метранпажей собрались, готовясь к действию. Преступники оставили ослабевшего неподвижного редактора на верхней площадке, выбежали из здания газеты и двинулись по улице. Некоторые, дойдя до Дома Союза, смешались с толпой и шепнули хозяину бара, что дело сделано; другие же, в их числе и Макмурдо, рассыпались по маленьким улицам и кружными путями направились к себе домой.
Глава IV. Долина Ужаса
Проснувшись на следующее утро, Макмурдо тотчас вспомнил о церемонии своего вступления в ложу. От выпитого у него болела голова, а заклейменная рука сильно распухла и воспалилась. Так как молодой ирландец имел особые доходы, он не очень усердно занимался в конторе, а потому в этот день поздно позавтракал и все утро писал письмо одному своему другу. Окончив его, он развернул «Герольд». В добавочном столбце он прочитал заглавие: «Преступление в редакции. Редактор серьезно пострадал». Дальше шел короткий отчет о случившемся, но, конечно, Джон знал об этом гораздо лучше, нежели писавший. Статья кончалась такими словами: «Дело находится в руках полиции, однако вряд ли можно надеяться, что расследование приведет к каким-либо результатам. Тем не менее, нескольких преступников узнали, и следует предполагать, что они будут осуждены. Вряд ли следует говорить, что преступление было совершено по приказу бесчестного общества, столько лет терзающего нашу долину. Многочисленные друзья мистера Стенджера с удовлетворением узнают, что, хотя он был жестоко, безжалостно избит и получил несколько сильных повреждений головы, его жизни не грозит опасность».
Ниже говорилось, что для защиты редакции газеты вытребован патруль полиции, вооруженный ружьями.
Джон положил газету. Он дрожавшей от излишеств предыдущей ночи рукой зажигал табак в трубке, когда в дверь его комнаты постучались и вошла вдова Макнамара, передавшая ему записку, которую только что принес мальчик. В конце записки не было подписи.
«Я хочу поговорить с вами, – было в ней, – но не у вас в доме. Вы можете встретить меня возле флагштока на Мельничном холме. Если вы туда придете тотчас, я вам скажу кое-что важное и для вас, и для меня».
Макмурдо дважды и с большим удивлением прочитал эти строки, он не мог понять, что они значили, и кто их написал. Если бы почерк был женский, он предположил бы, что записка является началом одного из любовных приключений, которыми изобиловала его прошедшая жизнь. Но он не сомневался, что перед ним почерк мужчины, и мужчины образованного. Подумав немного, Джон решил узнать, в чем дело.
«Мельничный холм» – название плохо содержавшегося общественного парка в самом центре города. Летом его наполняли гуляющие, но зимой парк выглядел довольно уныло.
Макмурдо двинулся вверх по вьющейся дорожке, окаймленной елочками, и, наконец, дошел до пустого ресторана, являющегося центральным местом летних сборищ. Рядом с домом торчал пустой флагшток, а под этим высоким столбом стоял человек, опустивший на лицо поля шляпы и поднявший воротник своего пальто. Человек повернул голову, и Макмурдо узнал брата Морриса, который накануне так рассердил мастера. Вместо приветствия они обменялись сигналами ложи.
– Я хотел поговорить с вами, мистер Макмурдо, – сказал Моррис с неуверенностью, которая доказывала, что он коснется щекотливой темы. – С вашей стороны было правильно принять мое приглашение.
– Почему вы не подписались?
– Необходима осторожность, мистер. В наше время не знаешь, что выйдет из того или другого, не знаешь, можно доверять человеку или нет.
– Братьям своей ложи следует доверять.
– Не всегда, – с жаром возразил Моррис. – Все, что мы говорим, даже то, что мы думаем, по-видимому, передается этому Макгинти.
– Послушайте, – строго сказал Макмурдо, – как вам известно, вчера вечером я клялся в верности нашему мастеру. Неужели вы хотите, чтобы я нарушил клятву?
– Если вы смотрите на дело с такой точки зрения, – печально произнес Моррис, – я сожалею, что потревожил вас, вызвав сюда. Плохо, когда двое свободных граждан боятся свободно высказывать свои мысли, разговаривая с глазу на глаз.
Джон, пристально наблюдавший за своим собеседником, смягчился.
– Я говорю только о себе, – сказал Макмурдо. – Как вам известно, я здесь недавно и плохо знаю местные обычаи. Не мне начинать говорить, мистер Моррис. Если же вы считаете нужным поговорить со мной о чем-нибудь, я выслушаю вас.