– Очень странно в смысле грамматическом, – сказал Холмс, с улыбкой передавая бумагу инспектору. – Вы заметили, как «он» неожиданно переходит в «я». Пишущий был так увлечен своим повествованием, что в последний момент вообразил себя героем своего произведения.
– Это какая-то ерунда, – сказал инспектор, снова пряча бумагу в записную книжку. – Как! Вы уходите, мистер Холмс?
– Мне кажется, что мне тут уже нечего делать. Ведь, все теперь в ваших опытных руках. Между прочим, миссис Маберлей, вы, кажется, говорили, что хотели бы путешествовать?
– Это всегда было моей мечтой.
– Куда бы вам хотелось поехать – в Каир, на остров Мадейру или на Ривьеру?
– Ах, если бы у меня были деньги, я отправилась бы в кругосветное путешествие…
– Отлично. В кругосветное путешествие. Ну, прощайте. Я, может быть, пришлю вам вечером записку.
Когда мы проходили мимо окна, я увидел, как инспектор улыбался и качал головой.
«Эти умники всегда немножко сумасшедшие», – прочел я в этой улыбке.
– Теперь, Ватсон, мы у последнего перегона нашего маленького путешествия, – сказал Холмс, когда мы снова очутились в центре лондонского шума. – Я думаю, что; нам лучше сразу выяснить это дело, и было бы хорошо, если бы вы отправились со мной. Спокойнее идти со свидетелем, когда имеешь дело с такой особой, как Айседора Клейн.
Мы сели на извозчика и поехали по адресу в Гросвэнор-сквер. Холмс был погружен в свои думы, но вдруг очнулся.
– Между прочим, Ватсон, я думаю, что вам все ясно?
– Нет, не могу этого сказать: я только соображаю, что мы едем к особе, которая скрывается за всеми этими проделками.
– Совершенно верно. Но разве имя Айседоры Клейн ничего вам не говорит? Ведь она была знаменитой красавицей. С ней никогда не могла соперничать ни одна женщина. Она настоящая испанка, с кровью победителей-конквистадоров в жилах, и семья ее имела из поколения в поколение большое значение в Пернамбуко. Она вышла замуж за старого сахарного короля Клейна и стала потом самой богатой и очаровательной вдовой во всем мире. Затем следовал период приключений, когда она удовлетворяла свои вкусы. У нее было много любовников и в том числе Дуглас Маберлей, самый заметный в Лондоне человек, С ним-то у нее, во всяком случае, было больше, чем приключение. Это ведь не был светский мотылек, а сильный гордый мужчина, отдававший все и столько же ожидавший взамен. Но она – «прекрасная дама без сердца», как их описывают в романах. Все кончено, когда ее каприз удовлетворен. А если другая сторона не покоряется ее желанию, она знает, как заставить покориться.
– Так это была его собственная история…
– А, вы теперь поняли. Я слышал, что она собирается выйти замуж за молодого герцога Ломана, который годится ей в сыновья. Мамаша его светлости может не обращать внимания на возраст, но большой скандал – это другое дело… Поэтому необходимо… А, вот мы и приехали!
Это был один из красивейших домов Вест-Энда. Похожий на некий механизм лакей понес наши визитные карточки и, вернувшись, сообщил, что леди нет дома.
– Так мы подождем, пока она будет дома, – спокойно сказал Шерлок Холмс.
Отлаженный механизм прорвало:
– Нет дома, это значит, что нет дома для вас, – произнес он.
– Отлично, – ответил Холмс, – это значит, что нам не придется ждать. Будьте добры, передайте вашей хозяйке эту записку.
Он написал несколько слов на листке своего блокнота, сложил листок и передал его лакею.
– Что вы написали, Холмс? – спросил я.
– Всего только: «Значит, вы предпочитаете полицию?» Я думаю, что это послужит нам пропуском.
Записка, действительно, оказалась пропуском и притом удивительно быстрым. Минуту спустя, мы уже стояли в огромной великолепной гостиной, точно со страниц «Тысячи и одной ночи». В ней был полумрак и горела только одна розовая лампа. Хозяйка комнаты, очевидно, дожила до того возраста, когда и самая гордая красота предпочитает полумрак. При нашем входе она приподнялась с дивана. У нее была высокая прекрасная фигура, лицо, похожее на очаровательную маску, и удивительные испанские глаза, со смертельной ненавистью смотревшие на нас.
– Что значит это вторжение и эта оскорбительная записка? – спросила она, держа в руке листок бумаги.
– Мне незачем вам объяснять, мадам. Я слишком высокого мнения о вашем уме, хотя и должен признаться, что последнее время ум этот делал очень странные промахи…
– Как так, сэр?
– Вы думали, что нанятые вами негодяи могут меня запугать. Ни один человек, вероятно, не взялся бы за мою профессию, если бы его не привлекала опасность. Так это, значит, вы заставили меня заняться делом молодого Маберлея?
– Я понятия не имею, о чем вы говорите. Что у меня общего с какими-то наемными негодяями?
Холмс повернулся с усталым видом.
– Да, я переоценивал ваш ум. Ну, тогда прощайте!
– Стойте! Куда вы?
– В Скотланд-Ярд.
Мы не прошли и половины расстояния до двери, как она догнала нас и схватила Холмса за руку. Она в одно мгновение переродилась, и сталь превратилась в бархат.