Шерлок от литературы

— То, что я читал — не впечатлило. Вот пример. Ф. Бирюков попытается доказать невозможность авторства Ф. Д. Крюкова. В его статье в качестве важного аргумента в пользу Шолохова приводится то, что персонажи романа имеют реальных прототипов, которых сам Шолохов хорошо знал. «Шолохов знал рабочего, вальцовщика с мельницы, Тимофея, прозвище — Валет. Был он красногвардейцем. Стал одним из героев романа…» И Бирюков не видит, что такой аргументацией, не подкреплённой критическим разбором и перекрёстной проверкой этих сообщений, открывается поле для самых произвольных умозаключений? Далее он пишет: «Автор полагал, что Валет погиб, изобразил его похороны, могилу. Но потом оказалось, что он жив…» Так почему же мы должны считать этого Тимофея прототипом? Чью могилу изобразил Шолохов? Дальше — вообще перл. «На могиле какой-то старик поставил часовню… внизу, на карнизе мохнатилась чёрная вязь славянского письма: «В годину смуты и разврата не осудите, братья, брата». «…Философская мысль та же, что у Пушкина…», сообщает нам Бирюков. На самом деле это стихи Голенищева-Кутузова: «В годину смут, унынья и разврата не осуждай заблудшегося брата…» При этом анализ дневников и записных книжек Крюкова подтверждает, что Голенищев-Кутузов был его любимым поэтом. Сиречь, строки любимого поэта Фёдора Крюкова лежат в основе сцены романа! А как же вальцовщик с мельницы по имени Тимофей? А фиг его знает. И это — литературоведение? Поверхностными аналогиями можно доказывать всё, что угодно. Но проблема авторства при этом решена не будет.

— Это верно…

— Далее Бирюков пишет: «Не смущает противников Шолохова и шолоховское признание, что Крюкова он не читал». Но, пардон, а Бирюков проверял достоверность шолоховских слов? Действительно ли Шолохов ничего не слыхал о Крюкове? А. Солдатов, знавший Шолохова с самых первых лет его жизни, утверждал, что Шолохов не только прекрасно знал имя Крюкова, но лично в 1918 году брал читать из их дома журналы «Русского богатства» с произведениями Фёдора Дмитриевича, а будущая жена Шолохова, Мария Громославская, училась в 1918 г. в Усть-Медведицкой гимназии, директором которой в то время был Крюков. Поэтому и её заявления, что она, якобы, не знала и не читала Крюкова, являются ложью и направлены на сознательный обман исследователей романа. Крюкова на Дону не читал только неграмотный. Снова Бирюков: «А как мог будущий тесть Шолохова овладеть рукописями умершего Крюкова? И как он тогда, в 1920 году, смог предвидеть, что у него зятем будет не кто иной, а литератор?»

Мишель шутовски развёл руками.

— Это, что, научное исследование или гадание на кофейной гуще? Это — литературоведение? Как мог овладеть? Легко. В годы гражданской войны и разрухи, которая царила на Юге России, когда гибли в боях и от тифа тысячи и тысячи, когда сжигались и разрушались города и станицы, армии наступали и отступали, а с ними вместе неслись потоки беженцев — можно было овладеть чем угодно.

— Но зачем Громославскому рукопись и откуда он мог узнать о ней?

Мишель удовлетворённо кивнул, точно услышал именно то, что хотел.

— Пётр Громославский успел пошалить ещё до революции. И в архиве Крюкова есть документ о проделках и махинациях, которые творил станичный атаман Громославский задолго до советской эпохи. И Крюков сохранял документы о Громославском в своем архиве все последующие годы. Более того, именно Крюков выступил публично с разоблачениями Громославского в 1913 г. в газете «Русское знамя». Следовательно, и сам Громославский прекрасно представлял роль Крюкова в собственной «карьере», так некстати прерванной разоблачениями. Может быть, именно здесь следует искать завязку конфликта? И не искать ли эти документы пытался Громославский, после смети Крюкова в его архиве, когда «овладел рукописью»?

— Но это — тоже догадки…

— Конечно, но чем они хуже бирюковских?

— Но ведь говорили о компьютерном исследовании шолоховского авторства.

Литвинов брезгливо отмахнулся.