Шерше ля фарш

— Теперь бы еще узнать, завладел ли Генрих медом, а еще лучше — помешать бы ему это сделать, потому что я страшно на него сердита и жажду мести, — кровожадно оскалилась обычно кроткая Трошкина.

Кровожадный оскал очень гармонировал с ее новым имиджем — бледным личиком в обрамлении всклокоченных косм, испачканным свежей землицей светлым платьишком и обломанными ногтями. Вот где мамуля, а? Такой материал пропадает!

— Полностью разделяю твои чувства и желания, — кивнула я.

Мы переглянулись и стукнулись грязными ободранными кулачками.

Берегись, гадкий Генрих, ибо кошмарные фурии Инка и Алка тебя найдут и беспощадно покарают!

* * *

Вокзалы никогда не спят. Так, прикрывают устало один глаз, но вторым все равно посматривают.

В точности такова и судьба ночного дежурного.

Сотрудник, который днем наблюдал за экранами камер наблюдения, давно отправился отдыхать, но его сменщик был проинформирован об истории с ячейкой номер тридцать шесть и время от времени косился на изображение шкафчиков.

А вот человек, подготовивший второй акт спектакля в камере хранения, никакого внимания охранников не привлек. Да и с чего бы им было на него засматриваться? Обычный мужчина, не пижон, но и не бомж, тихо пришел, спокойно сел и терпеливо ждет, уткнувшись в свой мобильный. Чего ждет? Наверное, прибытия поезда. На отъезжающего пассажира не похож — багажа не имеет.

Впрочем, устроился ничуть не подозрительный гражданин неподалеку от камеры хранения, так что можно было предположить, что и багаж у него имеется, просто временно оставлен в ячейке. Вот только ни у кого не возникло желания задаваться какими-либо предположениями по поводу этого гражданина.

Удобно устроившись в кресле с хорошим видом на вход в камеру хранения, он отправил по нужному адресу заранее приготовленную эсэмэску, надвинул на лоб кепку и притворился дремлющим, хотя на самом деле внимательно наблюдал за нужной дверью из-под рыжих ресниц.

Спустя примерно сорок минут к камере хранения быстрым шагом с нервным подскоком подошел щуплый парнишка, не по погоде одетый в непромокаемую ветровку.

Рыжий наблюдатель не шелохнулся, и парнишка ушел из его поля зрения, но появился на экране у главного по картинкам.

Дежурный его заметил и со слов коллеги опознал психованного мальца с нездоровой тягой к загадочной тридцать шестой ячейке.

С этого момента он наблюдал за происходящим в камере хранения с повышенным вниманием.

Однако ничего нештатного там не происходило. На этот раз паренек не буянил, вел себя абсолютно нормально: сверяясь с подсказкой в мобильнике, он набрал нужный код, открыл ячейку и бережно извлек из нее большую пузатую банку.

— Такой сладкоежка, да? — улыбнулся дежурный, найдя простое и понятное объяснение поведению парнишки, штурмовавшего «загадочную тридцать шестую» несколькими часами ранее.

Дежурный сам был отцом и с пониманием относился к милым детским слабостям.

Ему стало любопытно, как скоро неистовый сластена приступит к поеданию лакомства, и только поэтому он сопроводил парнишку к выходу, переводя взгляд с одного экрана на другой.

Конечно, камеры видели не все. Слепых зон на вокзале было много, поэтому не стоило удивляться тому, что в какой-то момент парнишка с одного экрана пропал, а на другом так и не появился.

Но дежурный был хорошим отцом и ощущал уже некую ответственность за этого ребенка.

— Автандил, загляни в подземный переход от магазинов к автобусам, — попросил он коллегу, дежурящего в зале ожидания.

— А что там? — откликнулся тот по рации.

— Посмотришь на того пацана, о котором рассказывал Григорий.

— Того, который со стальной ячейкой сражался, как с Терминатором? — Судя по голосу, Автандил улыбнулся. — Уже иду!

Его продвижение к месту назначения дежурный наблюдал на экранах.

Три минуты спустя рация в дежурке вновь ожила, прохрипев без тени веселья:

— Серго, вызови медиков и полицию! Парня вырубили, лежит в крови на выходе из перехода, сразу за углом, а это уже смежная территория…

— Эй, что за тварь на ребенка напала! — возмутился дежурный, без задержки отправляя вызов в медпункт к смежникам.

* * *

Где ползком, где на четвереньках выбравшись из оврага (это не добавило нам красоты), мы с Алкой бегом бежали до первого фонаря, но, бабочками влетев в конус зыбкого желтого света, резко остановились и забились в истерике.

Я, например, в жизни не видела зрелища кошмарнее, чем Трошкина в образе «из-под плиты могильной выползень»!

В свою очередь, Алка, рассмотрев меня, аж задохнулась:

— Ку… ку…

— Сама ку-ку, на себя посмотри!

— Ку-кузнецова, ты вы-вы…

— Выгляжу жутко?

— Вы-вымыться не хочешь? Если ты не планируешь сегодня осиротеть, в таком виде домой являться нельзя, а во дворе я видела колонку. Давай хоть умоемся!

Допотопная колонка во дворе наше стремление к чистоплотности шумно не одобрила. Я налегла на железную ручку животом, и древнее водоразборное сооружение заскрипело, захрипело, потом заклокотало и гневно плюнуло. Трошкина потрепанным флажком повисла рядом со мной, вдвоем мы с усилием покачались на ручке вверх-вниз, и наконец из крана хрустальным столбиком вывалилась тугая струя.