Спору нет, и католическая церковь выдвинула из своих рядов ряд блестящих умов и деятелей - таких, как Кампанелла, Джордано Бруно, Галилео Галилей, Мюнцер, Коперник, Гусс, хорват - надбискуп Дяковицкий Штросмаер, но все они в той или иной мере репрессировались Ватиканом. За одно только согласие с идеей братства южнославянских народов и ее пропаганду Штросмаера систематически преследовали. Известно, что протестантизм потеснил Ватикан с пьедестала главного рупора и идеолога эксплуататорских классов. В борьбе с протестантизмом за сферы влияния католицизм в ряде своих регионов меняет стратегию. В Латинской и Южной Америке очень часто выступает в роли защитника обездоленных и угнетенных. Но это в далекой Южной Америке. У себя же, здесь под боком на Балканах в борьбе с православием он пощады не знает.
В середине XX века Ватикан с усердием, достойным лучшего применения, приветствовал образование Гитлером в 1941 году на развалинах Югославского королевства фашистского государства во главе с усташами. С благословения Ватикана усташи осуществили геноцид православного сербского населения, проживавшего испокон веков на своих землях Сербской Краины, Боснии, в Славонии и Герцеговине. По своему зверству и дикости во второй мировой войне с этим геноцидом можно поставить в один ряд только американцев с их атомными бомбардировками городов Хиросима и Нагасаки.
Логичен был и такой, например, шаг Ватикана во второй мировой войне. В феврале 1942 года небольшую область Воеводины -Срем, отошедшую по решению Гитлера новорожденному усташскому государству, Ватикан решил в одночасье перевести в католицизм. В Среме население было сплошь православным. Нагнали фратеров, нагнали усташских головорезов и пошли селам сообщать свои решения. Конечно, сербский люд вздыбился, вместе с православными попами и под руководством коммунистов Срем стал одним из надежных крепостей народно-освободительного движения.
Так почему, при таком раскладе «заслуг» в Югославии, руководимой Тито, католическая церковь пользовалась гораздо большей свободой действий, чем православие? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо остановиться еще на одном моменте.
Был один вопрос, казалось бы, не игравший никакой роли в течение тридцати послевоенных лет и вдруг выскочивший в конце 80-х и в начале 90-х годов на первый план, прямо на острие ножа. Идет речь об административных границах шести республик. Ведь хорват чувствовал себя хорошо и в Белграде, и в Скопле, и в Любляне. Серб жил преспокойно в Словении, Боснии, Осиеке и Вуковаре и т.д. Боевой лозунг братства и единства был в войну и в первые годы после войны основополагающим и, казалось бы, незыблемым. Но если присмотреться внимательно к административным границам республик, у любознательного знатока югославской истории и этнографии могли возникнуть различные вопросы. Почему это, например, область Бараня отошла Хорватии, почему Далмация, никогда не входившая в Хорватию, не имеет хотя бы автономии, почему большие области, как Сербская Краина, Лика и районы Славонии, населенные сербами, не имеют автономии в Хорватии, а вот в Сербии образованы две большие автономии на правах республик и сама Сербия урезана как при турецком правлении до границ «Белградского пашалука»? Почему это знаменитый черногорский фиорд Бока Которска запирается хорватским перешейком? Почему республика Босния и Герцеговина, раз уж она образована как самостоятельная единица, имеет смехотворный выход на Адриатику всего в несколько километров, а Хорватия - более тысячи километров?
Почему это с 1948 года азбука кириллика под различными предлогами вытесняется из обихода и даже знаменитые сербские ракии-сливовицы «Монастирка» и «Клековача», писавшиеся одиннадцать веков кирилликой, вдруг стали писаться латинским шрифтом? Для патриархального сербского крестьянина это был нонсенс, уму непостижимый.