Шесть бастионов сингулярности

Локи двинулся вперед, сдувая с томов снежную пыль. Она поднималась вверх фонтанчиками цифр, складывающихся в названия файлов и архивов.

Не то… Опять не то…

Если бы серфер был человеком, то наверняка пропустил бы нужный ему том. «Заклеивали от таких, как ты, а не от таких, как я…», – вспомнилась фраза из одной старой книги. Так и тут – прятали от людей, а не ИскИнов.

Есть!

Синий глянцевый переплет – проект, за которым их послали.

Теперь аккуратно снять том с полки, отщелкнуть серебристый замок, распаковывающий архив, и незаметно подменить блок страниц на похожий. В реальном мире нужные файлы были скопированы, а их содержимое перезаписано заново.

– Дело сделано, – прошептал ИскИн. – Возвращаемся домой.

– До встречи, Локи, – ответила она и выпала в реальный мир.

Длинный выдох. Пара секунд на то, чтобы придти в себя.

Девушка неспешно поднялась на ноги и потянулась, разминая шею. Ее лицо осунулось, но выглядело довольным, как и всегда после удачного взлома. Придется долго отходить от вылазки, но это произойдет уже дома.

Она быстро схлопнула экран, выключила работающую аппаратуру и накинула на плечи невзрачную куртку с капюшоном.

Через десять минут – столько времени у нее ушло на сборы – в вышедшем из подъезда бесполом существе в длинной не по размеру куртке никто не смог бы узнать симпатичную брюнетку. Руки поглубже в карманы, чтобы скрыть продвинутый смарт-браслет на запястье и указательный палец, лежащий на кнопке парализатора. Убить – убьет, но обидчику мало не покажется.

Безлюдный пустырь – первое опасное место на пути – остался позади. Навстречу стали попадаться немногочисленные жители квартала – безобидные изгои, вытесненные жизненными передрягами на окраину города. Они сами боялись всего и всех и поэтому старались держаться подальше от незнакомцев. Осталось свернуть на набережную Волковки и… врезаться в высокого темноволосого парня. Да так, что чуть не растерять из ветхого рюкзачка все свои хакерские причиндалы.

Да что же это такое! Второй день подряд сталкивается с одним и тем же человеком. Таких совпадений в реальном мире не бывает!

Поправив сбившийся капюшон, она поймала его заинтересованный взгляд. Симпатичный парень, даже несмотря на розовую заплатку на виске, но явно нездешний. И вообще странный. Чем-то напоминает потерявшегося породистого пса – слишком уж отличается от здешних фриков.

Из-за поворота показалось высокое здание с большой буквой «М» на фасаде и она забыла о незнакомце – начинался самый опасный отрезок пути. У метро обычно отирались местные отморозки: свихнувшиеся от сета геймеры, готовые ради дозы на любое преступление наркоманы, грабители и прочие психи. Она покрепче сжала рукоятку парализатора и, опустив голову, быстрым шагом устремилась к автоматическим дверям.

Уф, пронесло!

Наконец-то можно забиться в угол вагона, положить под голову рюкзак и притвориться спящей.

Девушка прикрыла глаза, на ее щеках появились черные штрихи – уловка, показывающая, что она закрыта для общения.

Свою жизнь она делила на четыре части. От первой, самой счастливой, почти не осталось воспоминаний, только разрозненные смазанные картинки и ощущение защищенности. И запахи, которые врезались в память навечно: масляной краски в студии мамы, роз – их кусты во множестве росли возле дома, свежеиспеченного печенья. Еще в детстве всегда светило солнце. Солнце в Петербурге – редкий гость, но почему-то у нее осталось ощущение, что тогда солнечных дней было гораздо больше.

Детские воспоминания приходили к ней во сне. Начинались они всегда одинаково. «Зоя! Зоя, иди сюда!» – звал ее женский голос. Затем ласковые руки обнимали ее и сажали на колени. А дальше начинала разворачиваться картинка. Обычно это была светлая студия с окнами до пола. Мольберт в углу с незаконченной картиной, большой стол с кипой эскизов, огромный стационарный монитор с подсоединенным к нему планшетом. И мамин смех:

– Зайка, ты испачкаешься в краске.

– Я хочу быть художником, как ты, – звучал в ответ детский голосок. – Я тоже буду рисовать волшебный город. Нет, не город, я нарисую целый мир, и мы будем в нем жить!

– Какой он, твой мир?

Зоя всегда просыпалась раньше, чем успевала услышать свой ответ. После таких снов на нее накатывала грусть. Она не сдержала обещание – не стала художником. Она ничего не создала, она научилась только красть и разрушать.

Иногда, гораздо реже, она оказывалась во сне на Дворцовой набережной и смотрела на Петропавловскую крепость, которую рисовала мама. Реальная крепость меняла очертания, плыла, подчиняясь кисти художника. Она ветшала, превращаясь в мертвыми руины, уходила под воду, чтобы вскоре всплыть, обернувшись сказочным замком.

Только почему-то в своих снах Зоя никогда не видела мамино лицо, сколько не пыталась рассмотреть.