Шесть братьев (ЛП)

– Дай мне попробовать отвлечь твой разум от всего, – шепчу я, кладя руки ему на плечи. Перебрасываю ногу через стул, оседлав его. Его остекленевшие глаза грозят вылезти наружу. – Закрой глаза, – шепчу я, прокладывая ряд горячих влажных поцелуев по его шее.

Он пьян и слушается меня, к большому моему неверию.

Я ухмыляюсь, потому что его действия имеют желаемый эффект. Когда он закрывает глаза, две слезинки вытекают из его глаз, падая на его щеки.

Я наклоняюсь, касаясь губами его правой щеки. Мои вкусовые рецепторы оживают от внезапного привкуса соленой воды.

Вкус победы.

Он забрал моего отца, мою жизнь, а теперь я забрала у него его старшего сына. Вкус его печали манит меня, и я повторяю свои действия на его левой щеке, на этот раз высунув язык, чтобы поймать его отчаяние и выпить его до последней капли.

Я раскачиваюсь у него на коленях, его эрекция растет уже только от того, что я села на него верхом. С моим черным поминальным платьем, поднятым к верхушке моих бедер, нас разделяет только тонкий лоскут черного кружева и черные штаны Дорнана. Он открывает глаза, и я чувствую, что он удивлен нежностью моих прикосновений. В некотором смысле, я тоже. Но его горе, его опустошение... это лучше, чем если бы я связала его и заставила истекать кровью за меня.

Вместо крови текут слезы, но в конце концов, мне все равно. Я заберу каждую его слезу, каждого сына, и тогда я начну пускать кровь.

– Сэмми... – выдыхает он, впиваясь пальцами в мягкую плоть моих бедер. У меня снова мурашки по коже, снова настороженность. Он никогда не называет меня Сэмми. Только малышка. – Я так чертовски тверд для тебя, что это причиняет боль, – говорит он, глядя на меня с ослепительной силой.

Я подавляю улыбку, теребя его молнию, ткань натянута до предела. Когда я осторожно расстегиваю ее, освобождаю его член, на кончике блестит капля спермы. Я крепко сжимаю его одной рукой, проводя пальцем по кончику свободной рукой. Я не отрываю взгляда, поднося палец ко рту и слизывая с него соленую жидкость.

Печаль. Опустошение. Потеря.

Он вжимает пальцы глубже, боль усиливается, но остается приятной. Словно он цепляется за меня изо всех сил и ускользает.

Я улыбаюсь, и его взгляд точно так же переключается с печали и покорности на голод и господство.

– Ты дразнишь меня, – говорит он, с силой приподнимая мои бедра.

Он оставляет одну руку на моем бедре, а другой отодвигает мои трусики в сторону и направляет свой член к моему центру.

Я так возбуждена. Печаль – отстой. Никогда не бывает человека более уязвимого, чем, когда он находится под вами, обнаженный, незащищенный и готовый вот-вот кончить.

Я все это вижу. Я вижу сквозь его фасад, его контроль, смотрю прямо в темноту самой его души. Я вижу шрамы, которые я оставила на его холодном мертвом сердце, на той крохотной части, которая способна заботиться о его собственном потомстве. Первобытный человеческий инстинкт, который живет внутри него, несмотря на его ненависть, несмотря на его жалкую извращенность. Он прижимает меня к себе, наполняя меня полностью и до боли, и я не могу не стонать.

Я кричу, когда он проникает сильнее, его ногти угрожают кровью, он так сильно впивается ими в мои бедра. Никто из нас больше не излучает нежность. Мы подобны двум животным на охоте, бешено дергающимся, живыми от восторга и отчаяния. С каждым резким движением он полностью вырывает меня из меня, а затем проникает так сильно, что я вижу звезды. У меня ноет внутри, и это одновременно и хорошая, и болезненная боль. Каждый участок обнаженной кожи покрыт мурашками, дыхание Дорнана на моей шее зажигает нервные окончания, его голодные губы касаются моего рта, ища утешения и освобождения.

Выражение его лица становится открытым, обнаженным, и внутри меня он становится каменным.

– Я сейчас... кончу, – умудряется произнести он, его глаза становятся тяжелыми.

Я хватаю его за подбородок и поднимаю так, чтобы наши глаза смотрели друг на друга.

– Смотри на меня, когда делаешь это, – выдыхаю я. Этого достаточно, чтобы сбить его с толку. Он громко стонет, толкаясь в меня бедрами, выпуская в меня все, что у него есть. Этот оргазм мощный и длится еще несколько долгих толчков. – Отдай это все мне, детка – шепчу я ему в рот, не отрывая глаз от его.

Когда выжимаю его досуха. Когда забираю у него все, до последней капли печали.

Наконец, кончив, он опускает голову мне на грудь, тяжело дыша и беря мой сосок в рот.

Когда я пытаюсь сесть, он сжимает зубы вокруг моего соска, заставляя меня вздрогнуть от внезапного укуса. Я расслабляюсь на нем, не осмеливаясь пошевелиться, ожидая его команды. Мы сидим так долго, минут пятнадцать, его член мягкий, но все еще во мне.

В конце концов, он отпускает мой сосок и опирается обратно о спинку кресла, глядя на меня усталыми, изнуренными глазами.

«Глазами Джейса».

Эта мысль разрушительна, так что я очень глубоко хороню ее, туда, где хранятся все остальные мои черные секреты.