Шесть дней

Меркулов, человек широких интересов, заговорил вдруг о том, что индийский металл, выплавленный в печах, построенных совместно с Советским Союзом, пользуется спросом на мировом рынке, Япония забирает значительное количество, платит Индии валютой. Андронов и сам это знал, рассказал, как индийские администраторы привыкают торговать на мировом рынке, укреплять национальную экономику. Нужны кадры дельных хозяйственников в государственном секторе, кадры инженеров, рабочих.

— Кадры и еще раз кадры — вот что нужно сейчас Индии, — говорил Андронов с обычной для него энергичностью. — Рабочим, инженерам мы передаем свой опыт. Тем и отличаемся от западных немцев и англичан. Заводы не хитро построить, надо еще, чтобы доменные печи, конверторы, прокатные станы обслуживались своими, индийскими специалистами, — это для Индии главное.

— Вы мне нравитесь, — со свойственной ему искренностью и непосредственностью сказал Меркулов. — Убежден, что Индии нужны в помощь именно такие специалисты, как вы, умеющие понимать нужды страны. Раньше я как-то этого себе не представлял. Вы, наверное, не только хороший мастер, но и неплохой дипломат? — Меркулов пристальным, спокойным взглядом заглянул в лицо спутника.

— Вот дипломатом не умею… Понимал, что нужно быть дипломатом, вы правы, конечно, а не умею… Не получалась у меня дипломатия… Я одного раджу там… схватил за грудки и кричу в лицо: «Будешь ты работать, так твою растак, или ты на завод приезжаешь — господином тебе нравится быть над своими же бедняками рабочими?» Он как заорет: «Буду, буду работать, мистер Андронов… Буду работать…» «Иди, — говорю, — сейчас же в пирометрическую, осмотри все приборы и думай, что с печью происходит… Печь загубить, — говорю ему, — знаешь, это какой убыток для твоей страны?» — «Знаю, знаю, мистер Андронов, я все знаю, сейчас пойду в пирометрическую…»

— Кто же такой? — нахохотавшись, спросил Меркулов.

— Сынок богатея, поставили его мастером печи. Приезжал в шикарной американской машине с личным шофером. Сядет в пирометрической наряды подписывать, протянет руку через плечо — ему подадут листок наряда, еще раз протянет руку таким манером — ему ручку всунут… Смотрел я на него, смотрел, ничего делать не желает. Я в лепешку разбиваюсь, хожу, все ему объясняю, говорю, как с рабочими надо вести себя, что им сказать, как научить работать, а он мне однажды говорит: «Они низшей касты, так, как вы хотите, с ними не могу, мне мое положение в обществе не позволяет». Я ему говорю: «Мистер Бапчай, вы такой сильный, красивый, из вас прекрасный доменщик получился бы. Неужели вам, мистер Бапчай, не дороги интересы вашей родины?» Он помолчал-помолчал и говорит: «У моей родины интересы одни, а у меня, человека, совсем другие…» На следующий день его как ветром сдуло, больше и не появлялся на заводе… Так что, Иван Александрович, дипломат из меня плохой.

— И не пожаловался на вас? — Меркулов представил себе сцену на печи и улыбаясь смотрел на Андронова.

— Не знаю, может, и жаловался, но мне и нашему представителю никто ничего не сказал. Пришел другой дельный индийский инженер, с тем мы друзьями стали. Тот работать пришел, а не господином быть. А работа, знаете, когда во имя высокой цели, сближает людей…

Подошли к автобусной остановке на узком асфальтированном шоссе, плавным изгибом выбегающем из сумеречного леса.

— Не умею отдыхать, Александр Федорович, — сказал Меркулов, когда они остановились у края шоссе в ожидании автобуса. — Вот уж и дачу построил, и машина казенная есть, и приехать и уехать на ней могу, а толку что? Привез я вас воздухом подышать и покою вам не дал, все только одни дела…

— Это я вам помешал, — усмехаясь сказал Андронов, — я-то к вам ехал, признаюсь, не отдыхать, а поговорить о заводе, о Григорьеве. Хотя, в общем-то, вы правы, не умеем мы отдыхать, не приучены… Вот «Волгу» получу, буду почаще на природу выезжать, может, и привыкну к отдыху.

Из леса вывернул автобус, весь в огнях, и вдруг стало ясно, что уже наступила ночь, видны были лишь силуэты деревьев на едва светившемся небе.

В автобусе никого не было. Андронов вольготно расположился на двухместном мягком сиденье, привалился плечом к темному стеклу окна. Перебирал в памяти все, о чем говорили с Меркуловым, и невольно мысли его вернулись к стране, с которой он совсем недавно расстался.