Читаем Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков полностью

Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков

Тут мне вспомнилась запись НАСА – электромагнитная вибрация Земли. Преобразованная в звук, она обернулась шумовой гармонией без начала и конца. Может быть, в этом шуме участвовала жизнь всей планеты? Биохимик Йеспер Хоффмейер назвал совокупную земную сферу коммуникации семиосферой; эти биологические языки вмещают в себя миллионы способов выражения. Это запахи, краски и формы, химические сигналы, прикосновения и движения, всевозможные волны и электрические поля – короче говоря, знаки жизни. Это и модуляции черного дрозда, и квинты большой синицы, и жужжание крылышек насекомых. Это песни китов и многообразные звуки рыб вперемешку с барабанной дробью моллюсков. Это воющие брачные крики, урчащее фырканье лисиц-матерей, ворчание барсуков, ультразвуковые песни лесных мышей и слабые звуки дождевых червей.

В глубинах каждого существа заложены также безмолвно вибрирующие аккорды генов. Их сравнивают с музыкой, исполняющейся на инструментах с четырьмя звуковыми ступенями. Один ген вмещает сотню аккордов, и все вместе они варьируют древнюю тему, создавая совершенно новые звуки. Они никогда не умолкают, ибо жизнь всегда остается неоконченной симфонией.

Воздух на исходе лета был чист и легок. Недалек тот день, когда перелетные птицы отправятся в дорогу. Наверно, пока что они наедались впрок, чтобы вскоре увидеть, как внизу меняется земной ландшафт.

Я больше не мечтала составить им компанию. Могучий воздух, несший их, был и здесь. Он вмещал тысячи запахов, миллионы вибраций крыльев и миллиарды минувших вздохов. В нем есть даже рассеянные частицы земной жизни, ведь в его молекулах – следы сотен разных водорослей, сорок тысяч грибных спор и пыльца десятка тысяч растений. Среди них парили и микроскопические частички соли, золы, глины и топаза, будто в бесконечности воздуха решил собраться весь мир. Присутствовала там и я, ведь каждый час от меня отшелушивался миллион крошечных кожных чешуек, многие с каким-нибудь незримым пассажиром.

Мои органы чувств ничего этого не воспринимают. Даже нервные клетки, строящие мир в моем мозгу, для меня неощутимы. Их столько же, сколько звезд в Млечном Пути, и всё, мною воспринимаемое, вплетено в их неизмеримые разветвления. Стоит мне о чем-нибудь подумать, и оно тотчас там воссоздается, а когда мое внимание привлекает что-то иное – остается сокрыто жить в тени, точь-в-точь как всё на участке, когда я отвожу взгляд.

И все-таки я воспринимала лишь частицу всего окружающего. Мысленно я провела сравнение с чуткими органами чувств других существ. Лисицы слышат, как шуршат по траве щетинки дождевого червя, а ощупывающие корни растений воспринимают смутную химию земли. Угри различают наперсток вещества, растворенного в море, тогда как дельфины с помощью эхолокации способны постичь природу того, что находится от них в сотнях метров. В мозгу перелетных птиц есть компас, погодный радар и GPS, а самец комара чует запах самки за несколько километров. Муравьи, в свою очередь, создают посредством запахов целую общественную инфраструктуру.

А сколько всего воспринимают пчелы! На их большущих внутренних картах отмечен каждый цветок – с указанием времени, когда он раскрывается, и времени полета до него. Они видят в цветах переливы ультрафиолета, как птицы видят его в листьях дерева, чтобы влетать в их гущу и вылетать оттуда.

Только представьте себе: вот если бы свести все эти органы чувств воедино! Что бы они тогда показали? Мы вправду часть некой картины или музыки? Возможно, она создается в потоке, принимающем форму того, что он наполняет, и именно так жизнь сосредоточилась в мельчайших насекомых и травинках.

Я что же, хожу здесь и люблю жизнь просто благодаря всем тем формам, в какие она облечена? На земле еще цвел очиток. Один стебелек обломился, и я поставила его к другим веточкам в кувшин на веранде. Тотчас же прилетел за нектаром осенний шмель. Жужжание крыльев и шорох листвы окутали меня покровом звуков жизни. Ветка березы коснулась западной стены, а когда я глянула вверх, на ней как раз устроилась белка. Судя по тонкому хвостику, она из нового поколения, которое вскоре займет участок. Белка сонно посмотрела на меня и опять задремала. Потом открыла глаза и долго смотрела в мои. На Земле обитают тысячи видов, каких я никогда не видала, и существуют тысячи языков, какими я не владею, но бывают и безмолвные встречи, как сейчас. Я была счастлива.

Рататоск, подумала я. Останься. Нам надо присматривать за деревом.

Великое многообразие фактов жизни бывает сказочнее любого вымысла. В книге с тысячами данных из сотен публикаций важны все до единого источники. Если ссылаться на них в тексте, получится академический трактат, а не литературное эссе. Поэтому все источники, какими я пользовалась, указаны здесь, с огромной благодарностью стоящим за ними несчетным исследователям.

Н. Б.