Сейчас мы на кладбище. Я стою у края могилы. Толпа родственников рассеялась, и теперь остались самые близкие и друзья. Говорить во время церковной службы мне не хотелось, но я подумала, что должна сказать несколько слов хотя бы здесь – по крайней мере, ради своих детей для наглядности, что со мной все будет в порядке.
– Нэйтан любил повторять эти слова, – продолжаю я. – И хотя они принадлежат звезде футбола Винсу Ломбарди, для моего мужа они служили руководством к действию. Каждый день Нэйтан пытался сделать мир лучше. Причем у него получалось творить столько хорошего, что казалось, будто он делал это шутя. Но ему приходилось отнюдь не легко. Дарить людям доброе отношение было его бескорыстной обязанностью. И добрыми своими делами он осветил жизни многих…
Ну вы только послушайте: я говорю, как и все, кто сегодня говорил про моего мужа, – будто все, что он когда-либо делал в своей жизни, было с целью служения людям, словно это он себе работенку такую выбрал. Наверное, так им казалось со стороны, но я-то знаю лучше, и Нэйтан тоже. Он не ставил себе цели совершать больше шести хороших поступков в день. Иногда ему удавалось перевыполнить план, но бывали дни, когда и шести-то не набиралось. И не хочу преуменьшить заслуги Нэйтана, потому что просто обожаю его за них, – но обычно добрые поступки ему совершенно ничего не стоили. Сколько секунд нужно, чтобы в дождь придержать перед кем-то дверь или позволить другому автомобилисту занять удобное место на парковке, даже если ты приехал раньше? Конечно, были и вещи, на которые требовалось времени больше, но это были скорее исключения.
Нэйтан как-то подсчитал, что в среднем уделял добрым делам всего восемь минут в день, даже при учете моментов, когда подолгу задерживался у друзей, чтобы чем-то помочь им, или после работы кого-нибудь навещал в больнице.
По сравнению с тем, что у меня есть сейчас, даже одна секунда с ним показалась бы целой жизнью, а уж восемь минут – так и вовсе вечностью.
Я опускаю руку с бумажным листом вниз. Не хочу его больше видеть. Есть многое другое, что написано в моем сердце и что нужно сказать, но в речь я этого не включила. Я поднимаю голову и встречаюсь глазами с Таем и Элис. Они стоят напротив.
– Но, – говорю я тихо, отходя от сценария и пытаясь побороть подступающие к горлу слезы, – тот, кто лежит сейчас здесь, не хотел бы, чтобы его помнили только за его поступки с названием «добрые». Признание и слава никогда не были его целью. Может быть, в памяти многих он останется лишь как некто, готовый всегда прийти на помощь, но для меня в личности Нэйтана куда больше граней. Я запомню его как человека отзывчивого и мягкого, всегда искреннего и с прекрасным чувством юмора, абсолютно честного и достойного доверия, который имел смелость украсть мое сердце, хотя я с удовольствием отдала его ему сама, без лишних уговоров. Я запомню его как отца, который любил своих детей больше жизни. И когда смотрю в глаза этих детей, особенно в такие моменты, когда кажется, что жить дальше без моего лучшего друга невмоготу, я вспоминаю, что он все еще жив… в них. Наши дети… Я имела счастье разделить с ним его пребывание в этом мире – не только жить, любить и смеяться вместе с ним почти двадцать лет, но и воспитывать Тая и Элис, в которых осталась частичка его…
Я не хочу плакать, но внезапно понимаю, что слезы текут по моим щекам. Вот только… Мне совсем уже не так безнадежно. Нет, боль тише не стала, но я чувствую, что какая-то часть души встрепенулась… на открытую рану легло что-то врачующее… Листок с речью выскальзывает из моих рук и плавно опускается вниз, на землю рядом с гробом.
– Я люблю тебя, Нэйтан. Мы все тебя любим. Ломбарди был прав: аплодисменты и фанфары, возможно, стихли, но кое-что осталось. То, как Нэйтан изменил мир. И то, Нэйтан… как ты изменил
Я говорила, что на поминальной службе присутствовали только члены семьи и самые близкие из друзей. Так вот, лукавила. На ней был и Рэнди Роулинз. Я позвала его, потому что подумала, что так будет лучше для моего сына – сегодня утром он заявил, что из команды уходит. К сожалению, они почти не говорили друг с другом на кладбище, так что я пригласила тренера и на поминки, которые Колин устроила у нас дома.
По правде сказать, Нэйтан так и не успел рассказать мне, из-за чего они с Рэнди перестали общаться еще в юности. «Обычная ссора двух школьников», – отшутился он как-то. Но даже то, что, судя по всему, Рэнди по-прежнему таил на него обиду, не помешало Нэйтану пристроить Роулинза на должность главного тренера. Ему просто кто-то сказал, что Рэнди сидит без работы.