Шесть лет

— Нью-йоркская полиция думает, что Натали Эйвери была свидетельницей убийства, что она видела убийцу и, возможно, сможет его опознать. Так же полиция Нью-Йорка предполагает, что убийцей является главарь одной из преступных группировок. Вкратце, твоя Натали может способствовать поимке очень большой шишки в Нью-Йорке.

Я ждал, что она продолжит, но она больше ничего не сказала.

— Что ещё? — спросил я.

— Это всё, что я могу рассказать тебе.

Я покачал головой.

— Должно быть, ты думаешь, что я идиот.

— Что?

— Нью-йоркская полиция меня допрашивала. Они показали мне фотографию с камеры наблюдения и сказали, что им нужно поговорить с ней. Я уже всё это знаю. А если быть более конкретным, то ты знала, что я уже знаю всё это. Добросовестные намерения. Да брось ты! Ты надеялась заполучить моё доверие, рассказав то, что я уже и так знаю.

— Неправда.

— Кто жертва?

— Я не…

— Арчер Майнор, сын Максвелла Майнора. Полиция считает, что Максвелл убил своего собственного ребёнка.

Она была ошеломлена.

— Откуда ты это знаешь?

— Было несложно выяснить. Скажи мне вот что.

Шанта отрицательно покачала головой.

— Не могу.

— Ты по-прежнему демонстрируешь мне добрую волю? Полиция Нью-Йорка знает, почему Натали была там в ту ночь? Просто скажи мне да или нет.

Её глаза переместились на детскую площадку. Маккензи слезла с лошадки и направилась к горке.

— Они не знают.

— Вообще без понятия?

— Полиция Нью-Йорка просмотрела записи с камер безопасности в Лок-Хорне. Там была система слежения, оборудованная по последнему слову техники. На первом же видео они обнаружили твою девушку, бегущую по коридору на двадцать втором этаже.

— А видеозаписи убийцы?

— Я тебе ничего больше не могу сказать.

— Я бы сказал «не могу или не хочу», но это такое стародревнее клише.

Она нахмурилась. Я подумал, что это из-за того, что я сказал, но потом увидел, что не из-за этого. Маккензи стояла наверху горки.

— Маккензи, это опасно.

— Я делаю так всё время, — возразила девочка.

— Мне всё равно, что ты делаешь всё время. Пожалуйста, катайся сидя.

Она села. Но не стала скатываться.

— А что насчёт банковского ограбления? — спросил я.

Шанта покачала головой, и это действие не относилось к тому, что я сказала, оно относилось к упрямой девочке на верху горки.

— Ты знаешь что-нибудь о ряде ограблений банков в Нью-Йорке?

Я вспомнил статью, которую прочитал.

— В банки проникали ночью, когда они были закрыты. Пресса назвала грабителей Невидимками или как-то в этом духе.

— Точно.

— И какое к этому имеет отношение Натали?

— Её имя всплыло в связи с ограблениями, конкретно одним из них на Канал-стрит в центре Манхеттена две недели назад. Этот банк считался более безопасным, чем Форт-Нокс. Воры украли двенадцать тысяч наличными и вскрыли четыреста банковских ячеек.

— Двенадцать тысяч — это немного.

— Немного. Несмотря на то, что ты видишь в фильмах, в банковском хранилище не хранятся миллионы долларов. Но с банковскими ячейками может повезти больше. Именно их эти ребята и очистили. Когда моя бабушка умерла, моя мама положила её кольцо с бриллиантом в четыре карата в банковскую ячейку, чтобы однажды отдать его мне. Только одно это кольцо стоит сорок тысяч. Кто знает, что там ещё могло быть? Страховое требование одного из ранних ограблений составляет 3,7 миллиона долларов. Конечно же, люди врут. У всех вдруг в банковских ячейках оказались дорогостоящие семейные реликвии. Но ты понимаешь, о чём я.

Я понимал. Но меня это мало заботило.

— И имя Натали всплыло в связи с ограблением на Канал-стрит.

— Да.

— Каким образом?

— Связь очень тонкая, — Шанта большим и указательным пальцем показала насколько тонкая. — Почти незначительная. Само по себе это ерунда.

— Но не для тебя.

— Теперь не для меня, да.

— Почему?

— Потому вокруг твоей настоящей любви сплошная бессмыслица.

С этим не поспоришь.

— Ну и как тебе это нравится? — спросила она.

— Нравится что? Я не знаю, что здесь сказать. Я даже не знаю, где Натали, и ещё меньшее представление имею, как она связана с банковским ограблением.

— Это только моё мнение. Я не думала, что это имеет значение, пока я не начала искать другое имя, которое ты упомянул. Тодд Сандерсон.

— Я не просил тебя узнавать про него.

— Ага, но я это сделала. И получила два упоминания. Естественно, основное заключалось в том, что он был убит неделю назад.

— Подожди, Тодд тоже связан с этим ограблением?

— Да. Ты читал Оскара Уальда?

Я скорчил гримасу.

— Да.

— У него есть потрясающая фраза: «Потерю одного из родителей ещё можно рассматривать как несчастье, но потерять обоих похоже на небрежность».

— Из «Как важно быть серьёзным», — сказал я, потому что я учёный, и ничего не могу с собой поделать.

— Точно. Имя одного человека, о котором ты спрашивал, всплывает в связи с банковским ограблением? Ничего интересного. Но два? Это уже не случайность.

«И, — подумал я, — неделю или около того после ограбления Тодд Сандерсон был убит».

— Так связь Тодда с ограблением тоже очень-очень тонкая?

— Нет. Я бы сказала, она просто тонкая.

— И в чём она заключается?

— Маккензи!