Шесть лет

Чи Пси спонсировало пивные вечеринки каждый четверг, столько, сколько я себя помню. Власти пытались прекратить эту традицию двенадцать лет назад, но богатый выпускник просто купил дом за пределами кампуса специально для этих целей. Он мог бы пожертвовать деньги и на более достойное дело. Вместо этого он купил дом для вечеринок для своих более молодых братьев по студенческой общине, чтобы они могли пуститься в пьянство. Попробуй, пойми.

— Естественно, оба участника были пьяны, — сказал Эбан. — Сначала были оскорбления, но потом, мало кто сомневался, что именно Тодд Сандерсон превратил словесную перепалку в телесную. В конечном итоге, второй студент, извини, не помню его имя, может быть Маккарти или Маккэфри, или что-то в этом роде, был госпитализирован. У него было сломан нос и раздроблена скула. Но это было не самое худшее.

Он снова сделал паузу. Я намекнул, что жду продолжения:

— А что было худшим?

— Тодд Сандерсон чуть не задушил того студента. Понадобилось пять человек, чтобы оттащить его. Тот студент был без сознания. Его пришлось реанимировать.

— Вау, — сказал я.

Эбан Трейнор на мгновение закрыл глаза.

— Я не понимаю, какое это теперь имеет значение. Мы должны дать ему покоиться с миром.

— Я спрашивал не из-за праздного интереса.

На его губах появилась слабая улыбочка.

— О, что ты, Джейкоб. Ты, как никто другой, праведный человек. Я уверен, что твой интерес в этом деле не иной, как разумный и благонамеренный.

Я пропустил это замечание мимо ушей.

— Так почему ты отпустил его без наказания? — спросил я.

— Ты читал моё заключение.

— Читал. Что-то о необычных смягчающих обстоятельствах.

— Правильно.

Я снова ждал, полагая, что мой следующий вопрос очевиден. Но, поскольку Трейнор ничего не сказал, я выдал надлежащую фразу:

— Какие смягчающие обстоятельства?

— Тот студент, Маккарти. Так его звали. Теперь я вспомнил.

Трейнор глубоко вздохнул.

— Мистер Маккарти отпустил уничижительное замечание по поводу одного события. Когда Сандерсон услышал это замечание, он, до некоторой степени объяснимо, потерял над собой контроль.

Эбан предупредительно поднял руку, как будто я собирался возразить, хотя я и не планировал делать ничего подобного.

— Да, Джейкоб, я знаю, что мы не оправдываем жестокость никакими обстоятельствами. Уверен, что это была бы твоя позиция. Но мы рассматривали это необычное дело со всех сторон. Мы выслушали всех сторонников Тодда Сандерсона. Один, в частности, защищал его с большим вкусом.

Я посмотрел ему в глаза, и заметил насмешку в них:

— И кто это был, Эбан?

— Подсказка: он жил в этом доме.

Это удивило меня.

— Профессор Юм защищал Тодда Сандерсона?

— Какое слово обычно используют адвокаты? — он снова потёр подбородок. — Категорически. Он даже помог ему с благотворительностью, когда разбирательство по этому делу было закончено.

Я пытался свести всё сказанное воедино. Юм питал отвращение к жестокости в любом её проявлении. Он был слишком чувствительным. Любая жестокость заставляла его съёживаться, словно от боли. Если вы страдаете, то страдает и он.

— Признаю, — продолжил Эбан, — что был тоже удивлён, но твой наставник всегда принимал смягчающие обстоятельства, так ведь?

Мы уже говорили не о Тодде Сандерсоне, поэтому я вернул тему в нужное русло.

— И что за смягчающие обстоятельства были в данном случае?

— Ну, для начала Тодд Сандерсон только что вернулся после долгого отсутствия. Он пропустил прошлый семестр по личным причинам.

Я был уже сыт по горло.

— Эбан?

— Да?

— Мы можем перестать ходить вокруг да около? Что случилось с Тоддом Сандерсоном? Почему он уехал из студенческого городка? Что за смягчающие обстоятельства, которые заставили Малкольма Юма, человека, выступающего против насилия, защищать Сандерсона, который проявил крайнюю жестокость?

— Этого не было в личном деле?

— Ты же знаешь, что нет. Ничего, кроме заключения, не записано. Так что случилось с ним?

— Не с ним. С его отцом.

Он повернулся, взял бокал и передал его мне. Я не просил. Он просто дал мне бокал. Я взял его и позволил налить в него вино. По-прежнему не было и полудня, но я подумал, что сейчас не время комментировать утреннее пьянство. Я просто не возражал и надеялся, что это развяжет ему язык.

Эбан Трейнор сел и скрестил ноги. Он смотрел на свой бокал, как будто на магический кристалл.

— Ты помнишь инцидент в малой лиге Мартиндейла?

Теперь был мой черёд посмотреть на бокал. Я сделал глоток.

— Скандал, связанный с педофилией?

— Да.

Это было пятнадцать, может быть, двенадцать лет назад, но я помню, потому что это был один из первых случаев такого рода, получивший широкую огласку в прессе.

— Тренер или руководитель малой лиги насиловал маленьких мальчиков, да?

— Такое выдвигали обвинение.

— Это неправда?

— Нет, — медленно произнес Эбан и сделал ещё один большой глоток. — Это неправда.

Какое-то время мы просто сидели в тишине.

— Так какое это отношение имеет к Тодду Сандерсону?

— Не к нему, — было что-то странное в голосе Эбана. — Но к тренеру или руководителю малой лиги, как ты его назвал.

Теперь я понял.

— Он был его отцом?

Эбан показал на меня пальцем.

— Бинго.