Шесть подозреваемых

Когда-то мне нравилось мое имя. Местные девочки от него так и таяли. «Мунна Мобильник» — это звучало куда солиднее, чем просто «Мунна» (имечко для задрипанного официантка или забулдыги-механика), в этом был некий шарм. В то время сотовый телефон означал принадлежность к высшему обществу, а теперь они есть у всех и каждого, даже у последней прачки. Разве в наши дни уважающий себя молодой человек согласится носить подобную кличку? С тем же успехом можно было стать «Водафоном» или «Эриксоном».

Кличку я заслужил четыре года назад, когда стянул свой первый мобильник. Одна очень толстая дама подкатила к святилищу на белом «опеле-астра». Она так натужно и хрипло дышала, взбираясь по лестнице, словно в тот день ее ждало еще полсотни важных дел. Такое случается. Вы очень спешите. Вам нужно срочно переговорить с вашим Богом. В рассеянности вы упускаете всякие мелочи вроде того, чтобы запереть машину. И оставляете на водительском сиденье совершенно новехонький «Сони-Эриксон Т100».

Это был первый мобильник, которого я вообще коснулся. Прежде мне доводилось воровать лишь обувь паломников, настолько наивных, чтобы бросить ее у подножия лестницы, а не сдать на хранение старой леди, берущей всего пятьдесят пайсов[44] за пару.

Честно скажу, в те дни мне особенно нечем было похвастать. На поношенных туфлях не разживешься. Разве что удалось урвать почти неношеные кроссовки — «Рибок» и «Найк». Окажись они моего размера, оставил бы для себя, а так — пришлось загнать сапожнику за одну десятую часть настоящей цены.

Итак, я отнес телефон толстухи в магазинчик, расположенный в двух шагах от храма. Его владелец, Мадан, отстегнул за трофей две сотни рупий, вдесятеро больше, чем я получал за потертые тапки. Тот первый случай открыл мне целый новый мир сим-карт и пин-кодов. Ботинки «Бата» и сандалии «Экшн» быстро уступили место «Моторолам» и «Нокиа». В те дни я крепко сдружился с Лалланом, осознав, что кража мобильников требует куда больше продуманности и скоординированности действий, нежели воровство обуви. Нашей любимой целью стали автомобили, замирающие у светофора с опущенными стеклами, за которыми на приборных досках поблескивали мобильники. Пока Лаллан отвлекал водителя, я подкрадывался с другой стороны, хватал телефон и удирал во все лопатки по извилистым закоулкам — а уж их-то мы знаем как свои пять пальцев.

Три с лишним года я вел учет каждой нашей добыче. Всего получилось девяносто девять мобильников, и все шло недурно. Денег более-менее хватало на жизнь, приличную одежонку и на то, чтобы погулять с какой-нибудь местной девчонкой. Забавно: мне даже не приходилось вешать им лапшу на уши, выдавая себя за аптечного торговца и все в таком роде. Подружки неплохо заводились и от правдивых рассказов о моих похождениях. И потом, хорошая трубка в подарок, она ведь дорогого стоит. За «Моторолу С650» любая девчонка разрешит потрогать груди. За «Нокиа N93», пожалуй, даже раздвинет ноги.

А впрочем, местные горничные и няньки — это не мой профиль. Дешевки. Смуглолицые, грубые, они только на то и годятся, чтобы утолить физический голод. На самом деле моя мечта — богатая цыпочка, мемсахиб с шикарным английским акцентом и в джинсах с заниженной талией. У этих девчонок всегда такая чистая, светлая кожа, что просто прелесть. У меня отвисает челюсть при виде очередной стройной фигурки и утонченного личика с модным макияжем. Стоит мне вдохнуть аромат свежевымытого, надушенного тела и посмотреть на соблазнительно качающиеся бедра… голова кружится. Конечно же, я понимаю, что зря даю волю воображению. Для парня вроде меня эти лапочки недоступны, словно сама Шабнам Саксена. И все-таки я надеялся охмурить хотя бы девушку классом повыше своего — дочку главного инженера, который часто наведывался в храм, — когда вдруг моя успешная карьера трагически оборвалась.

В тот день мы стянули «Самсунг» из окна «мерседеса» неподалеку от Кутаб-Минар.[45] Все шло довольно гладко, я ловко удрал с добычей, а вот Лаллан замешкался. Водила погнался за ним, схватил и силком потащил в участок. Парня лично допрашивал сам субинспектор Виджай Сингх Ядав, известный всему району под кличкой Мясник Мехраули.

Лаллан и я знакомы с детских лет. Мы с мамой жили на территории святилища, тогда как его семья обитала в прилегающей трущобе Санджая-Ганди. Вместе гоняли в футбол на обочине, вместе играли в крикет, ходили в муниципальную школу, откуда он вылетел после шестого класса. Сколько помню, Лаллан всегда был со мной заодно — воровал туфли у входа в храм или дразнил соседских девчонок. Я звал его своим лучшим другом, но, по правде сказать, любил сильнее, нежели родного брата. Другому на его месте Мясник Мехраули уж непременно развязал бы язык, но Лаллан так и не нарушил кодекса верности. Он стойко молчал до конца.