Шесть рассказов об исчезновении и смертях

Вот как о том писал в Византии чудом спасшийся из Гебела наместник пограничной фемы Николай Кодина: «Христолюбивый! Внемли словам страстотерпца. Неисчислимое войско Безрукого, подобное саранче, пришло к воротам твердыни и после недельной осады, сделав ночью подкоп под восточной стеной, ворвалось в крепость, не щадя ни жён, ни детей, ни святынь. Воила же, разгорячённый штурмом, был внесён в цитадель на руках телохранителей. Осмотрев трофеи, он стал непристойно бранить пленных, а затем, разъярившись, взмахнул обрубком, как бы благословляя их и прощая. Всех пошедших против «истины» в тот же день четвертовали. Я же уцелел лишь потому, что в часы штурма спрятался в гробах тифозных мертвецов».

В первые дни лета мятежники окружили основанный ещё святым Петром монастырь Протосекретис, где и хранилась рука основателя, уничтоженная затем грабителями. Смутьяны обложили со всех сторон святыню, сбивая стрелами даже птиц, летевших к стенам. Безумцы в первые же часы пошли на приступ, рассчитывая овладеть монастырём, если не умом, то наглостью. Придвинув к стенам лестницы, солдаты стремглав побежали по ним, размахивая вокруг себя мечами, но кипящая смола охладила их пыл.

Армия стояла там три недели, безумная от нещадного солнца. В одну из ночей властолюбивый Воила, осмотрев каменные укрепления, нашёл их могучими, но осады не снял и в день солнцестояния послал с пленным письмо к настоятелю — душе обороны:

«Преподобный! Взываю к твоему благоразумию! К твоему сердцу! Да и как нам, слугам одного Господина, не понять друг друга. Твои люди изнурены осадой, а перебежчики говорили мне, что мор стал косить людей. Со слезами слушал я их рассказ. Наши уставшие воины торопят нас прекратить битву, но мы, неразумные, не внемлем голосу братьев во Христе. Клянусь, и слово моё крепко: мои мечи, копья, дротики, мои огнедышащие кони направлены не против тех, кто созидает мученические труды и свершения, кто подвигом духовным возвышает обитель, а против тех, кто носит венец срама или внемлет самому сраму. Послушай слова мои — отопри ворота, отдав в руки судьбы и праведного суда последышей порока[19]. И да благословит тебя Господь!»

Эти чары распахнули ворота. Собачья свора, влетевшая в них, учинила в храмах разгром, уничтожив тесаками росписи, иконы, выложенное мозаикой тело Христа. А «Страсти Господни», восторг в умах зрящих вызывающие, были счищены со стен мечами диких македонцев.

Как только осквернение случилось, а дальше развиваться уже не могло, воины Воилы устроили ужаснейшую резню. Воила, видя это, смиренно опустил глаза, гладя ножны секиры. Из глубины кровавой «хладобойни» к нему подвели настоятеля — немощного Мелентия, укорявшего его за зло, срамившего за ложь. Услышав о себе такую хулу, Воила вначале смутился, но потом, быстро овладев собой, прокричал: «Придушить его! Придушить!» Вырвавшись из рук врагов, старец подбежал к злодею, простонал, содрогаясь всем телом: «В чём моя вина? Ведь я отворил тебе ворота...» С кроткой улыбкой он ответил словами, достойными иудина сына: «За это тебя и придушат!»

Убитых в тот день не считали. История не хранит имени, но земля бережёт все скелеты.

Войска в те месяцы отражали нашествие персов в Армении и не могли помочь в усмирении узурпаторов.

Западные отряды из-за предательства и измен поредели и были пугливы как мыши. Наёмники-варвары, охранявшие столицу, неожиданно ушли, оставив город и василевса на произвол судьбы. Лишь полки Сафрония Цецы на берегу Протонтиды могли остепенить орду, подминавшую под себя крепости ромеев.

Воила был наслышан о доблести Цецы и тянул с битвой, ожидая нескольких отрядов, удерживая стремительных от поспешных действий. Он как будто ждал чего-то, зная будущее. Накануне решающего дня злодей пил вино в кругу соратников. Поднеся кубок к губам, он замер, остановив руку. В жидкости его глаза увидели то, что видеть не дано. По тёмным палатам прошли два человека. Они свернули в коридор, потом спустились по ступеням, прошли влево, но вот снова поднялись, долго шли по каменным плитам, шелестя одеждами. Монотонные удары сандалий гулко отдавались в стенах сумрачного коридора. Два спутника свернули и взошли на каменную площадку, остановившись, замерли. Он увидел, а точнее, понял, услыша голос глухой и робкий, что тот, кто был первым, был ниже и шире в плечах, и есть ночной Эпарх.

Эпарх поманил к себе пальцем второго, а когда тот приблизился так, что их речь могла быть слышна только обоим, произнёс:

— Ты узнаешь его, не бойся. Он без правой кисти. Теперь ступай. Пусть небо поможет тебе в этом чёрном деле.

Эпарх передал свёрток, в котором что-то шевелилось.

— Что это? — спросил удивлённо второй.

Рука качнулась — кубок упал на одежды. Воила поднял его и тут увидел, как пола шатра распахнулась и воины ввели к нему женщину. Она была довольно красива, а её богатство равнялось её красоте. Женщина упала на колени, замерев. Солдаты, стоявшие сзади, склонили головы.

Воила осмотрел лежащую, проговорил лишь: «Чего?»