Шесть с половиной недель

— Как скажешь, брат. Без вопросов, в любое время. Но не сегодня. Дай ей шанс, дай шанс себе. Вдруг она всё же «та самая»?

Примечание к части

[1] Если кому интересно: это из фильма «Служебный роман», 1977 https://www.youtube.com/watch?v=6F5xUAVeQEg

Александр III

Она стояла на пороге — юная, свежая — и пахла дождём. Её влажные волосы сбились на сторону и немного спутались, на лице поблёскивали водяные капли, которые хотелось немедленно слизать языком. Сдержался.

— Я ждал тебя в прошлую субботу… — Не хотел ведь говорить этого. Сам не люблю оправдываться и других стараюсь не вынуждать. — Ты не заболела?

Алиса замялась, подыскивая слова.

— У меня критические дни были. — Взгляд отвела в сторону, на щеках румянец. — Прости, что не позвонила.

— Ты эгоистка, Алиса, — сказал строго. Вскинулась удивлённо. Усмехнулся: — У меня-то не было критических дней. — Глазищи ещё шире распахнула, заулыбалась. Потом засмеялась, уткнулась носом мне в грудь, обхватила за поясницу.

— Я не подумала об этом, извини. Ты прав.

Обнял её за плечи, прижал к себе крепче. Внутри все узлом скрутило — желание было настолько нестерпимое, еле на ногах устоял. Член оттопырил брюки, упёрся Алисе в живот. Пожалуй, с обедом придётся немного повременить. Но гостеприимный хозяин во мне оказался расторопнее сексуального маньяка, чтобы спросить:

— Ты сильно голодная?

— Безумно. — Зыркнула из-под густых ресниц, задержав взгляд на моих губах. Даже профессионалки смотрят не столь призывно.

Присел, снял с Алисы босоножки. Гуччи, отметил про себя. Ну-ну…

Ладони сами заскользили вверх по голым ногам, широкая юбка летнего сарафана этому не мешала. Задрал подол, коснулся губами кожи, с наслаждением втянул её запах. Выше, выше. Голова закружилась. Алиса всхлипнула, вцепилась мне в плечи.

Поднялся. Не малолетки же мы неуравновешенные, чтобы миловаться в коридоре? Наверное, потерпим до специально предназначенного для этого места? Или нет?

Алиса плечи не выпустила, привстала на носочки, потянулась к губам. Это без проблем. Поцелуй при встрече — это нормально, а потом можно и на кровать перебраться. Успеть бы только.

Навалился сильнее, чем хотел, почти впечатал в стену, обрушился на её рот — с жадностью, задыхаясь, как дембель оголодавший. Мял грудь, бёдра. Снова залез под юбку, сдвинул в сторону тонкую полоску ткани. Одно только название, что трусы! Пальцы с такой лёгкостью погрузились вглубь, что я захрипел, воздух вдруг закончился. Алиса текла. Моя девочка сочилась влагой словно течная сука.

Накрыло люто. Смотрел в её глаза — огромные, блестящие, со всполохами незамутнённого желания — и был не в силах отвести взгляд, продолжая рукой ритмичные, настойчивые движения, дразнящие её плоть, терзающие её клитор. Алиса судорожно хватала ртом воздух, притягивая меня ближе, подаваясь навстречу, шептала что-то бессвязное.

Пах сковывало до спазмов, почти резало напополам, член болезненно пульсировал. Хотел прерваться, сменить расклад, но Алиса стонала, металась под моими пальцами, став сейчас всего-навсего сгустком первобытных потребностей. Я не смог оставить её. Усилил напор, нарастил темп, с трудом подавляя собственные хотелки, лишь скрипел зубами, рискуя превратить их в крошево. Алиса, почти на грани обморока, билась, прижатая к стене. И наконец её крик разорвал тишину квартиры.

Но это было только начало.

Мы словно с цепи сорвались. Я дурел от её близости, от её постоянной готовности, от её желания не скрывать, какое удовольствие ей доставляет всё то, что мы делали. Желание неприкрытое, почти выставляемое напоказ.

В этот вечер я не садился за компьютер и отключил телефон, Алиса мне не читала, мы не слушали музыку и не смотрели фильмы. И почти не разговаривали. Мы бились на площадке в четыре квадратных метра моей постели, словно дикари — сплетались, толкались, любовались друг другом, хрипели и рычали, задыхаясь от распиравшей нас эйфории.

— Ты должен сказать мне, чего тебе хочется прямо сейчас, — шептала Алиса. — Не отворачивайся, смотри мне в глаза.

И я говорил. Смотрел ей в глаза.

Мне хотелось разорвать Алису, забраться внутрь неё, проникнуть в её голову, в её сердце, в её матку. Мне хотелось вскрыть себе грудную клетку, запихать туда Алису и замуровать наглухо, чтобы она не смогла выбраться, навсегда осталась там.

Алиса цеплялась за меня, тёрлась, словно кошка, порыкивая, когда я не подчинялся, хныкая умоляюще, когда я доводил её почти до пика и на мгновение отстранялся, наслаждаясь её нетерпением. Мой живот покрывали отметины от её зубов, шею саднило от засосов, а спина и ягодицы горели от царапин.

— Идёшь в душ? — спросил, как только схлынула первая волна безумия. Решил с чего-то, что нам пора возвращать себе цивилизованный облик.

— Нет, — сказала Алиса, хватая меня за руку, когда я дёрнулся подняться. — И ты не пойдёшь.

Мокрые, липкие, все в выделениях собственных тел, мы тяжело дышали, распластавшись на влажных простынях, пестревших неопрятными пятнами.