Номер я в основном придумывала сама, подбирала музыку и костюмы, с хореографией нам помогала мой преподаватель. Научить танго Карину, которая занималась фигурным катанием и умела работать в паре, оказалось гораздо проще, чем переучить меня. Я не хотела обижать подругу и делать её «партнёром», поэтому рисунок танца мадемуазель Пейро выстраивала таким образом, что по ходу движения мы с Кариной менялись, каждая на время становилась то «партнёром», то «партнёршей». Наш номер тогда вызвал овации, нас требовали на бис, а наши мамы в зале растроганно утирали глаза. Но исполнять это танго сейчас, на площади перед собором, мне казалось не совсем хорошей идеей — то, что в толерантной Европе воспринимали как вещь обыденную, в центре культурной столицы России могли не одобрить, а возмутителей спокойствия забросать камнями. А охранник у нас всего один.
— Чего ты боишься, Алиса? — уговаривала Карина. — Посмотри, народу немного. Мы по-быстренькому сбацаем, Стас впечатлится, и дело в шляпе. Сходите потом куда-нибудь вместе. Если с первого раза не выйдет, придём сюда ещё раз… Надо у него потом будет спросить, как часто он тут бывает. Соглашайся. Ну, или придумай что-нибудь сама. Соблазняй своего потного юриста.
— Ладно, — нехотя кивнула я.
Карина сделала знак Стасу. Он включил проигрыватель и взял в руки скрипку.
Танцевать я любила и после долгих лет упорных тренировок умела делать это красиво — не только вальс, румбу или рок-н-ролл, но и, конечно же, современные вещи, включая паппинг, джаз-фанк и дэнсхолл. Но с танго у нас сразу сложились особенные отношения. Не знаю, быть может, поэтому я на тот бал выбрала именно его.
Мадемуазель Пейро говорила, что у нас с Кариной идеальный баланс, мы хорошо держим равновесие и в покое, и в движении, и даже в поворотах. Объятия в танго выражают сострадание и заботу, мужскую надежность и женское доверие, и в нашем исполнении они были то чувственно-пылкими и зажигательными, то деликатными, почти робкими. Бесконечные вариации шагов и стилевых сочетаний мы драпировали собственными украшениями[2], действуя порой спонтанно, на интуиции.
Техническая сторона танца не беспокоила меня, я знала, что мы всё делаем правильно. Но наш номер не был только лишь танцем, это было представление, шоу. Мы не танцевали с Карой, мы любили друг друга. И не скрывали этого. Наши взгляды, наши касания демонстрировали нежность, истому, тягучее желание. И если для Карины это было игрой, стёбом, то я к танго не могла относиться с насмешкой: во время движения слышала только музыку, лицо партнёра виделось мне лишь размытым пятном, а фигура туманным силуэтом. Мой московский тренер говорила, что именно эта отрешённость, граничащая с экзальтацией, могла бы стать залогом моей победы на самых престижных конкурсах. Но проверить её предсказания нам так ни разу и не пришлось.
Сегодня мы с Кариной обе были в юбках, и это усиливало своеобразие нашего танго, усугубляло эпатаж. И когда при заключительных аккордах я закинула ногу на талию подруги, а она нежно взяла меня за подбородок, и мы обе замерли, глядя друг другу в глаза, толпа, которая успела собраться вокруг нас за эти несколько минут, заулюлюкала.
Примечание к части
[1] Вообще-то, это моя любимая фраза, но да ладно, мне не жалко. Если кому интересно, это отсюда: https://www.youtube.com/watch?v=qgp1ym5qH94 [2] Украшения в танго — изящные мелкие движения ног; дают возможность танцорам выразить музыку более тонко и чувственно, нежели простыми шагами
Алиса II
Мы кланялись, делали книксены и снова кланялись. Толпа аплодировала, кто-то выкрикивал: «Браво!», «Молодцы, девчонки! Дали жару!» Стас изумлённо качал головой, а Карина, быстренько схватив его бейсболку, стала обходить зрителей, приговаривая: «Подайте бедным артистам на пропитание». Люди смеялись и охотно протягивали ей разноцветные купюры. Карина посылала воздушные поцелуи и ослепительно улыбалась в ответ.
Когда она вернулась с полной кепкой денег, Стас присвистнул:
— Вот это да! Круто!
К нам подошли трое парней, по виду ровесники Стаса, они тоже одобрительно хлопали в ладоши.
— Ну вы даёте! Здорово зажигаете, — восхищённо сказал один, самый высокий и привлекательный, а потом оценивающе оглядел нас и ухмыльнулся: — Девчонки, вы сестрёнки? — При этих словах его друзья гоготнули, и я тоже улыбнулась. Ведь и правда смешно было даже предполагать, что черноглазая и черноволосая Карина хоть каким-то боком родственница мне, сероглазой светлокожей блондинке. Но у всех свои способы завязать знакомство.
— Да! — кокетливо сказала Карина, принимая игру ребят. — А что?
— А я мастёр ебать сестёр, — сказал высокий, и его друзья заржали уже в голос. — Особенно если это сестрёнки-лесбиянки.