Шесть секунд до взрыва

– И это тоже ясно, – лениво оборвал я Али. – Ты меня смутно припомнил, а потом проконсультировался со своим завхозом. И окончательно уверился в том, что под личиной помощника журналиста скрывается не тот, кто надо. Ну, сообщили подельникам своим – и всех делов. Только сглупили маленько, с чем вас и поздравляю! Надо было, как это вы обычно делаете, башку мне отрезать и свезти под Старый Мачкой Зелимхану Ахсалтакову. Тут же совсем рядышком. Ахсалтаков за мою башку дает 50 тысяч баксов. Не так чтобы уж очень круто, но вполне нормальная сумма – я так считаю. Мне, например, за такие бабки пять лет надо молотить, не вылезая из командировок. Так что прогадали вы, ребята, 50 кусков выбросили в скотомогильник. Ха!

– Мы такими вещами не занимаемся! – возмущенно вскинулся доктор. – Надо же, придумал – голову отрезать! Цхххх! – негодующе поцехав, Али выставил палец в мою сторону и менторским тоном начал вещать: – Мы, вайнахи, цивилизованный народ и потому…

Хорош п…деть!!! – прикрикнул я на разошедшегося оратора – не было печали выслушивать наизусть знакомые и до чертиков надоевшие инсинуации про запуганный и несправедливо обиженный, но страшно гордый чеченский народ. – Тоже мне, деятель! Ты лучше вот что, ответь мне на один вопрос и постарайся при этом быть предельно искренним…

Али насторожился – его мохнатые брови сдвинулись к переносице, на мясистом лбу четко обозначились две глубокие продольные морщины.

– Да ты не напрягайся, док, – посоветовал я. – Расслабься – я, в принципе, и так в курсе – просто хочу уточнить кое-какие нюансы… Вот у тебя недавно в гостях был отряд боевиков… – Али открыл было рот и выпучил глаза, чтобы возразить, но я жестом остановил его. – Молчи, грусть, молчи! Ну, не отряд, рейдовая группа – один черт. Так вот, эти друзья оставили тебе женщину. Ты ее сбагрил. Кому ты ее продал и где она может находиться – вот что меня интересует.

– А-а-а, вон оно что! – Доктор облегченно вздохнул и слегка расслабился. – Вон оно что… Угу, угу… Ясненько. Ну, продал я ее. Продал Вахиду Музаеву за 10 тысяч баксов – это не секрет. Сейчас он под Хатоем, на своей базе. Я все понял, молодой человек, все прекрасно понял, – доктор умненько посмотрел на меня и доверительно этак покачал своей матерой башкой. – Да, ты ищешь эту женщину – она дорога тебе, очень дорога. Ты мечешься по дорогам войны под чужим лицом и сильно рискуешь, потому что здесь везде могут тебя узнать… Да, да – это точно, – доктор сострадательно вздохнул и спохватился, напоровшись на мой колючий взгляд. – Нет, нет, что ты! Нет на мне вины, дорогой, я двое суток выхаживал эту женщину. Она была в очень плохом состоянии, очень, очень плохом, ага… Да, я спас ее – нельзя, чтобы такая молодая и красивая погибла…

Угу. А твой завхоз вкатил ей аминазина или еще там какой пакости, когда ее хором харили твои приятели. Чтобы не сопротивлялась, – продолжил я безразличным тоном. – Короче, док, хорош лапшу на уши вешать, ты мне изрядно надоел!

– Ну что ты, что ты! – доктор побагровел и досадливо покосился на безмолвно смердевшего Рустема. – Это он сам! Сам, сам, по собственной инициативе! Я накажу его, я это – ну, эмммм… я его оштрафую!

– Ша! Молчать, урод, – прекратил я словоизвержение хитроумного эскулапа. – Когда прибудем на место, оба отойдете от машины на десять метров и ляжете на землю – лицом вниз. Все прочие телодвижения я буду истолковывать как попытку к бегству. Ну, естественно, при попытке к бегству – расстрел на месте, как обычно. Ясно?

– Ясно, – доктор утвердительно кивнул головой и скуксился, потемнел взором. Видимо, догадался, умник, чем я собираюсь заняться в ближайшие полчаса.

– И вот еще что, – я узрел приближающуюся околицу Хамашек и порадовался, что можно слегка отвлечь доктора от размышлений по поводу его предполагаемой участи. – Пока не доберемся до места, чтобы не останавливались и не пытались привлечь к себе внимание. Будете сидеть спокойно, тихо и дружелюбно улыбаться всем подряд. Давай, док, – смотри прямо и изображай радость.

– Чему радоваться-то? – кисло поинтересовался Али. – Тому, что сижу под прицелом автомата?

– Ну что ты, доктор! – Я коротко и фальшиво хохотнул. – Что ты… Ты посмотри, какое утро свежее полощется! – И осекся – дальше в той песне,, насколько помню, поется: «ах, как в это утро умирать не хочется…»

Околицу поселка мы миновали без приключений. Никто из немногочисленных жителей на глаза нам не попался.

Проезжая мимо скотомогильника, Рустем скорбно вздохнул и покосился на меня в зеркало. Весь вид его красноречиво свидетельствовал, что завхоз очень хочет спросить: «И на хрена, спрашивается, ты оттуда вылез обратно, чудак? Так все хорошо было спланировано…»

Доктор не пожелал оставлять в покое тему их с Рустемом дальнейшей судьбы. Он вновь обернулся ко мне, и во взоре его я прочел безысходную тоску.