В силу всего этого попав под обаяние молодости, Немигайло, сам отец четырнадцатилетней дочери, разговаривал с Леночкой очень ласково и осторожно.
– Леночка, вы мне про вашу шеф-редакторшу не расскажете поподробнее?
– Про Жанну Витальевну? А что вам про нее рассказать?
– Все. Вот какая она – умная или дура? Спокойная или орет постоянно? Сама работает или других заставляет?
– Ой, да вы что! Про Жанну Витальевну сказали такое – «дура»? – даже возмутилась, Леночка. – Да разве дура сможет здесь работать? Работать она, конечно, заставляет, но и сама вкалывает с утра и до ночи. Строгая – да! Мы все эти вопросы, которые на игре идут, обязательно проверяем по разным источникам. Она поручила мне проверять, а я ошиблась один раз. А она взяла и сама их проверила. Такое мне устроила! Но не кричала – она и без того умеет.
– А нам тут сказали, что сегодня она как раз кричала.
– Ну да, сегодня сорвалась, – нехотя признала Леночка. – Не понимаю, что с ней случилось. Всегда такая... Ну, одета отлично, макияж, прическа из салона. Улыбается... Не знаю, что на нее сегодня нашло.
По всему было видно, что шеф-редактор программы Жанна Аннинская – идеал для Леночки, что она в нее совсем по-детски влюблена и мечтает стать такой же всемогущей, красивой, умной и элегантной, как ее обожаемая начальница.
– Говорят еще, что она грозилась убить Троекурова. Было такое?
– Ой, да что вы думаете – это серьезно, что ли? Мало ли кто что кричит. Я сама однажды... – Тут Леночка сбилась, смутилась и покраснела. – В общем, ну... ну, кричала я на одного человека, что убью его. Но не убила же? Хотя и стоило!
Немигайло неопределенно покрутил в воздухе толстыми пальцами и задумчиво изрек:
– Стоило – не стоило... Это, Лена, знаете, дела относительные. Скажите, а у Троекурова не было... это... ну... близких отношений с Аннинской?
– Что вы?! – даже обиделась Леночка. – У него жена молодая, он с ней приезжал как-то. Красивая очень. И Жанна Витальевна совсем не такая. Не то что некоторые... Потом, у нас на телевидении ничего-ничего скрыть невозможно. Если бы что-то было, то обязательно слухи бы пошли. Во всех же редакциях почти одни женщины. Тут и глаза, и уши, и языки...
Леночка произнесла слова «у нас на телевидении» с такой наивной гордостью за свою причастность к этому великому и таинственному телевидению, что Немигайло невольно чуть не фыркнул, но, вовремя спохватившись, серьезно и веско сказал:
– Что верно – то верно. Про слухи говорить не стоит, тем более что и нет их. Но вы же там были, в аппаратной. С чего все началось? И когда?
– Наверное, после четвертого тура, – старательно наморщив лобик, припомнила Леночка. – Когда Ребриков, ну, победитель этот, на пятый согласился...
В аппаратной были все те же участники съемки. Жанна Аннинская, стоя в центре, довольно сурово отчитывала Троекурова:
– Борис, я тебя просто не понимаю! Какого черта ты пропустил этого идиота в пятый тур?!
Троекуров, явно разозленный этими словами, ответил очень раздраженно:
– Жанна, это я тебя просто не понимаю. Что значит – пропустил? Он сам прошел. Да что это, в первый раз, что ли! Не надо нервничать, заинька, успокойся. Он теперь со мной один на один, и я его вышибу. Не на первом вопросе, так на втором. Он, похоже, упертый очень – от следующего вопроса отказываться не будет, ну и вылетит как миленький.
– А если не вылетит? По-моему, я тебе объясняла. Тебе что, работать у нас надоело?
– Жанна, что это за тон?! – возмутился Троекуров. – Ты ведешь себя просто некорректно! Тем более при всех! Давай обсудим это потом, после записи – мне же сейчас на площадку.
– Хорошо, мы обсудим это потом, – произнесла Жанна ледяным голосом. – Но ты обязан сделать все, чтобы он вылетел, и как можно быстрее. Понимаешь – все!
– Не стоит со мной так разговаривать, – очень раздраженно ответил Троекуров. – Я и без тебя отлично знаю, что я обязан делать!
– Так! Получается, она на него все-таки орала, – констатировал Немигайло.
– Нет, это еще не орала, – не согласилась Леночка. – Но разговор был очень неприятный. Мне так неудобно было, что я это все слышу! Вот когда Ребриков ответил на первый вопрос и пошел на второй, тут она правда начала орать по-настоящему.
– На кого орала-то?
– На всех. Чуть ли не матом! Я уж в угол забилась, и то мне досталось. А я же совсем ни при чем! Мне же еще никакой серьезной работы не поручают – ни игроков отбирать, ни команду формировать. Только ей, похоже, уже все равно было – кто под руку подвернулся, на того и наорала.
– И все это время до конца записи она была в аппаратной?
– Нет, после пятого тура убежала сразу. Еще даже Троекуров с площадки не пришел. Принесла листок с новыми вопросами и сразу начала на него орать...
Жанна, держа в руке какие-то листки, влетела в аппаратную, как пушечная бомба с дымящимся фитилем. Она наткнулась на Троекурова, и в этот самый момент фитиль, кажется, догорел.
– Ты что, совсем обалдел?! – заорала она. – Ты вообще в состоянии понять, что?! ты!!! творишь!!!
– Что это за хамство?! – возмутился Троекуров. – Ты почему со мной в таком тоне разговариваешь?!