Шесть соток волшебства

Сейчас ей необходимо что-нибудь очень сладкое. Топливо, которое можно швырнуть в организм, получив мгновенные плюс сто к энергии и выносливости.

Так. Нужно успокоиться. Так.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять.

Медленный вдох.

Медленный выдох.

Нужно успокоиться.

И нужно подумать.

Не чувствуя вкуса, Инга отпила из чашки.

Так.

Бабка привела ее в Зареченск, как овцу на убой. Это очевидно. Не было никаких альтернативных вариантов, не было попыток сохранить Инге жизнь. Нет. Старая стерва изначально спланировала смерть Инги. Мотоциклетная перчатка в коробке, которую забрызгало — не могло не забрызгать кровью! Бабка сразу намертво Ингу к любимому внучку привязала. Чтобы он гарантированно получил свою жертвенную ведьму.

И как же тщательно эта безумная сучка подготовилась! Условие в завещании прописала, что из дома надолго уезжать нельзя, забор поставила здоровенный, чтобы соседи внезапно ожившего покойничка не опознали. Даже невестку и сына выдрессировала, чтобы страницы в соцсетях вычистили.

Ну как же талантливо врал этот сукин сын! Как вдохновенно врал!

Смотрел в глаза, улыбался, поддерживал за локоток, чтобы о камешек не запнулась… И все это время знал, что предаст.

А она так радовалась, дура! Думала: господи, ну наконец-то нормальный мужик попался.

Инга еще раз отхлебнула чай, поняла, что он остыл, и отодвинула чашку.

Интересно, тот парень, которого баба Дуня прописала, — это, случайно, не Вячеслав? А что, очень даже может быть. Придуши, внучек, эту дуру столичную, приходи в дом и живи. На совершенно законных основаниях.

Хотя… Нет. Ерунда. Если бы бабка прописала внука, нотариус так бы и сказал.

Тогда кто это? Сообщник, который оформит на себя дом и передаст Вячеславу ключи?

Кстати. А почему нельзя делать перепланировку дома? Тогда, растерянная и ошеломленная, Инга совершенно не обратила внимания на это условие завещания. Подумала, что причиной всему обычная старческая сентиментальность — бабка хочет, чтобы дом оставался таким же, как при ее жизни. Но чем-чем, а сентиментальностью эта бешеная сучка точно не страдала. Значит, в запрете был какой-то другой смысл. Совершенно практичный.

Изменения в планировке предполагают либо снос стен, либо возведение новых. Ну, возведение вряд ли чем-нибудь помешает. А вот снос… Снос может и помешать. Если внутри этих стен спрятано что-то важное. То, что ни в коем случае не должна найти Инга.

Ну как же он мог? Как мог обнимать, накидывать на плечи свою куртку, чтобы не мерзла — и знать, что убьет?!

Перед глазами мелькали воспоминания. Вот Инга стоит на стремянке — и Вячеслав придерживает ее снизу, чтобы не упала. Вот она трясет головой, широко расставив выпачканные в краске руки — и Вячеслав убирает за ухо лезущую в глаза прядку.

Не может нормальный человек так делать. Просто не может.

Или он не человек — или он не нормальный.

Заснула Инга только под утро. Вязкая дремота, темная и гадостная, как болотная тина, всосала ее, развернув странную, смутную реальность, в которой нужно было куда-то бежать по узким коридорам, взбираться по шатким лестницам и прятаться в шкафы. Инга так и не увидела своего преследователя. Были только шаги, мерные и неотвратимые, они то удалялись, то снова надвигались, каждый раз безошибочно приближаясь к ее ненадежным убежищам.

Впервые за много лет пронзительный писк будильника принес облегчение.

Вялая, как протухшая мойва, Инга побрела по дому — из ванной в кухню, из кухни — в гостиную. Работать она не могла, болтовня в чатах вызывала головную боль, а включенный наудачу сериал скользил мимо сознания, как однообразный дорожный пейзаж.

Как он мог? Инга ведь так ему верила. На самом деле верила! Оправдания придумывала, дурища эдакая, жалела… Одинокий, несчастный, без денег. Закомплексованный, шрамов стесняется, штаны снять боится…

Но ведь и правда боялся. Инга провоцировала — а Вячеслав упирался. Хотя мог. И даже хотел. Очень хотел. Уж это-то Инга знала точно. Проверила, так сказать, на практике.

Вячеславу даже усилий прилагать не нужно было. Наивная Инга сама предложила ему свою жизнь, принесла на блюдечке с голубой каемочкой. А он… Он отказался.

Трудно, наверное, вот так вот запросто человека убить. Да еще и в процессе соития. После таких сексуальных впечатлений либидо на корню усохнет, придется всю оставшуюся жизнь потенцию восстанавливать.

Но к водяницам в озеро мог ведь толкнуть.

И овинник… с овинником тоже странно вышло.

Картинка не складывалась.

Если Вячеслав хотел ее убить — у него был миллион возможностей это сделать. Столкнул бы с лестницы, подсунул оголенный провод, да господи, просто придушил бы в углу. Ну обнаружила бы полиция отпечатки пальцев мертвого человека — и что? Пришли на могилку, эксгумировали и в КПЗ?

Стук в дверь подбросил Ингу в воздух. С визгом подпрыгнув, она схватила мусорный совок — единственное, что было поблизости и хотя бы как-то напоминало орудие самообороны.

— У вас все в порядке? — окликнул женский голос из-за двери. — Инга Викторовна! Что случилось?