Шесть тетрадок

— Конечно. Там были луга, трава. Потом траву косили, ставили стога. Пахло, наверное, хорошо — сеном, тёплой травой. А недавно на Остоженке произошёл замечательный случай. В середине прошлого лета мы, археологи, нашли на Остоженке огромный глиняный кувшин. Он был ростом почти вот с эту девочку — шестьдесят сантиметров. — Историк показал на меня. — И ширина почти шестьдесят сантиметров. Этот кувшин-гигант стоял в песке недалеко от Крымской площади. Сверху он был накрыт тяжёлым жёрновом.

Таких больших кувшинов ещё не находили археологи России. Были чаши, вазы, ковши, блюда. Такой сосуд — впервые. Понимаете ли вы, что это значит в науке — впервые? Вокруг счастливой находки заседала целая научная комиссия. Что могли хранить в этом кувшине? Вино? Сделали расчёты. Давление жидкости на стенки кувшина было бы таким большим, что стенки бы не выдержали. Значит, не вино, не мёд. Что же? И тогда учёные догадались: это не кувшин, а погреб! И хранили в нём крупу или муку. А зачем, по-вашему, была нужна тяжёлая крышка — каменный жёрнов?

— Чтобы мыши не залезли, — догадался Пучков.

— Молодец. И вот, представьте себе, выкопали люди много веков назад яму точно по форме кувшина, он плотно сел в яму, его глиняные стенки хорошо прилегли к стенкам ямы. Так увеличили прочность кувшина.

Дальше учёные всё знали. Погреб принадлежал кому-то из жителей села Семчинского, оно находилось там, где кончается Остоженка и начинается Крымская площадь. И возраст этого кувшина легко подсчитали — пятьсот лет.

— А где он сейчас? — спросил Мишка.

— В музее. Если бы вы видели, с какими предосторожностями мы его везли! Машину набили сеном, она ехала тихо-тихо. А я страшно волновался — вдруг разобьётся наш кувшин-погреб? Глина — материал хрупкий, а пятьсот лет — возраст нешуточный.

До самого вечера мы сидели у старого историка. Когда собрались уходить, Мишка спросил:

— А вы про каждую улицу Москвы знаете? Про каждую-каждую?

— Не про каждую. Археологи специально изучают историю трассы метростроя.

— А вы все эти книги прочли? — спросила Катя и показала на высокие шкафы. Там, за стеклом, темнели толстые тома.

— Все. А вы знаете, чем отличается любопытство от любознательности?

— Не знаю, — сказали Таня, Леденчик, Борис.

Историк немного подумал:

— И я не знаю.

Мартын и марчеванка

Мишка любит приходить в школу вечером. Ушли ребята, которые учатся во второй смене. Школа пустая, она кажется просторной, странной.

Истопница тётя Нюра звенит ключами.

— Чего прибёг? Дня мало?

— Тетрадь в шкафу забыл, — объясняет Мишка. — Пришёл домой, хотел записать исторические факты. Смотрю, а тетрадки нет.

— Ну, беги, записывай свои факты. Только ноги вытри. Полы, видишь, чистые. Дня им мало. Что за дети пошли — больно умные, развитие имеют, не то что раньше. Исторические факты — подумать только!

Мишка сидит за своей партой и пишет:

«Остоженка называется Остоженкой потому, что там были луга и стога. Остожье. В конюшнях работали конюхи, шорники. Были специальные повара, которые варили лошадям обеды…»

Вот шестая тетрадка. Толстая, приятно тяжёлая. Скоро и она будет исписана до конца.

Мишка листает страницы.

«Папа сказал, если щель в тоннеле нельзя заделать цементом, её заливают жидким стеклом. Почти по всей трассе закончены бетонные работы. Осталась облицовка — мрамор, гранит». Это, конечно, Катя. А дальше — Борис:

«С Украины приехали старики мраморщики. Я сам видел одного. У него усы висят и загорелая голова совсем без волос. Он сказал, что мраморщики умеют шлифовать мрамор, он получается гладкий, как стекло, а на нём самый прекрасный узор. В метро будут мраморные стены и колонны из мрамора. Интересно, какой он, мрамор».

«Это я, Таня Амелькина, услышала про Джорджа Моргана по радио. Я сама разыскала его. Джордж Морган — американский инженер. На нашем метро он считается консультантом. Он работал в разных странах — в Америке, в Канаде, в Японии. Он сказал так: «Обо мне ходит легенда, что я придираюсь. Да, люблю, чтобы всё было проверено. Считаю, что техника не держится на случайностях. Я начал свою работу в Москве с того, что отклонил одиннадцать проектов. Конечно, особой симпатии это не вызывает. «Морган капризничает, Морган не даёт житья. Всё ему не так». А я не обращал внимания на эту легенду обо мне. Пришёл приемлемый проект — принял.

Необдуманных шагов не терплю.

Работа на Метрострое очень интересна. Если бы мне стало неинтересно, я бы немедленно уехал. Такая у меня судьба. Я инженер-путешественник».