Шесть великих идей

Принцип Юма был поддержан в XX веке мыслителями, чьи имена ассоциируются с доктриной, которая называется «неверифицируемая этика». Под словом этика здесь подразумевается вся сфера моральных суждений о хорошем и плохом, правильном и неправильном, особенно в форме предписаний, что следует или не следует желать и что следует или не следует делать. Определение неверифицируемая означает, что высказывания на тему «как следует» или «не следует» поступать не могут быть истинными или ложными.

Поскольку эти суждения не могут быть истинными или ложными, они называются «неверифицируемыми». Они не принадлежат сфере знания даже в самом смысле этого термина, который предполагает верифицируемость и доказуемость. Изгнанные из области истины, они переходят в сферу вкуса. Эти суждения являются не более чем выражением личных предрасположенностей или предрассудков, полностью зависящих от чувств, импульсов, прихотей и желаний индивидуума.

Если мы зададимся вопросом, почему суждения, что следует и что не следует желать или делать, не могут являться истинными или ложными, ответ потребует от нас понимания того, из чего состоят истина и ложь, впервые сформулированного в Античности, расширенного в XX веке и принятого в неверифицируемой этике. Только высказывания, утверждающие, что что-то существует или не существует, могут быть истинными или ложными: истинными — если они совпадают с действительным положением вещей, ложными — если не совпадают.

Все такие высказывания могут быть охарактеризованы как описания реальности. Утверждения, которые содержат слова «следует» или «не следует», являются предписаниями или запретами, а не описаниями чего-либо. Если наше понимание истинности или ложности рассматривает их как свойства, присущие лишь описаниям, то мы не можем избежать скептического вывода, что директивные высказывания не могут быть истинными или ложными.

Это размышление приводит нас к следующему заключению: лишь при условии расширения нашего понимания истины возможно избежать подобного скептического вывода. Можем ли мы найти другой вид истины, который подходил бы для предписаний и запретов так же, как более знакомый нам вид истины подходит для описания реальной жизни и высказываний о действительных фактах? Как могут суждения о том, что следует или не следует, быть истинными?

Для ответа на этот вопрос нужно вернуться к античной философии — к идеям Платона и Аристотеля. Аристотель, следуя за Платоном, сформулировал концепцию истины, которая является общепринятой в западной традиции, — именно ее взяли на вооружение сторонники неверифицируемой этики, утверждавшие, что только описательные высказывания могут быть истинными или ложными. Но Аристотель не остановился на этом. Понимая, что такой вид истины неприменим к предписывающим высказываниям или приказам (которые он называл «практическими», влияющими на действия человека), он предложил другой, подходящий для практических суждений.

По Аристотелю, этот вид истины состоит в совпадении суждений с правильным желанием, так же как другой вид истины соответствует нашему видению реальности и действительности, которую суждения описывают.

К сожалению, Аристотель не пояснил, что он понимает под «правильным желанием». Поэтому мы попробуем выяснить это сами.

Что такое правильное желание? По-видимому, это желание того, что следует хотеть. Соответственно, неправильное — это желание того, чего не следует.

Что следует желать? Нельзя просто и без оговорок ответить, что нам следует желать того, что хорошо. Мы уже видели, что хорошим является то и только то, что мы желаем, и желаемое всегда хорошо. Согласно свидетельству Платона, Сократ[27] не раз повторял: мы никогда не хотим того, что в этот момент не кажется нам хорошим. Следовательно, нам нужно найти способ отличить благо, которое мы желаем правомерно, от блага, которое мы хотим получить неправомерно.

В этом нам поможет различие, которое Сократ проводит между действительным и кажущимся благом. Он неоднократно напоминает, что благо, которое мы считаем таковым, потому что на самом деле желаем его, не становится от этого настоящим благом. Оно может превратиться — и так часто случается — в свою полную противоположность. То, что кажется нам хорошим в то время, когда мы его желаем, может оказаться для нас плохим спустя некоторое время. Тот факт, что мы что-то хотим, может сделать это для нас хорошим в определенный момент, но не делает это действительно хорошим.

Если благо являлось бы только тем, что кажется нам хорошим, потому что мы сознательно хотим этого, было бы невозможно отличить правильное желание от неправильного. Аристотелева концепция практической правды превратилась бы тогда в ничто. Ее наполняет содержанием только возможность отличить кажущееся благо (которое мы считаем таковым лишь из-за того, что сознательно хотим этого в данный момент) от действительного блага (которого мы должны желать независимо от того, хотим мы его или нет).