Шесть витков следствия

— Наваждение какое-то, — тяжело вздохнув, сказал он. — Слепой, влюбившийся дурачок. Жертва залетной гетеры. Охмурила мальчика, втянула в весьма сомнительное предприятие. Использовала как извозчика.

— А почему он нас дурачит? — спросил майор. — На что рассчитывает?

— По глупости. Я уверен — его подловили.

— Вот и пусть расскажет правду, — вставая, заключил Миронов.

— Расскажет, товарищ майор, — поспешил заверить Коркин. — Непременно расскажет. Макс глубоко раскаивается.

— Хорошо. Так будет лучше.

Коркин сделал движение, чтобы подняться, но продолжал сидеть. Мялся, желая что-то сказать.

— Вы, Алексей Павлович, тоже отец и, как никто другой, понимаете мое положение, — наконец выговорил он так тихо, будто ему не хватало сил шевелить языком. — Я бы пожертвовал «Волгой», если бы можно было отвести беду.

— Положение у вас действительно незавидное, — брезгливо усмехнувшись, сухо сказал Миронов. — Если ваш сын окажется виновным, он будет наказан. Это решит суд. Таков мой ответ.

Офицера охватило ощущение какой-то гадливости. «Черт те что, — думал он. — Лишь бы отвести от себя беду, а там — трава не расти. Что за люди…»

Начальник районного управления милиции полковник Бочканев вошел в кабинет, когда все уже были в сборе.

— Доложите, в каком состоянии дело, — сказал он, обращаясь к Миронову.

Майор поднялся и очень кратко, потому что присутствовавшие были в курсе, обрисовал положение.

— Теперь, когда вновь всплыл Купылех, следовало бы подключить ОБХСС, — продолжал Алексей Павлович. — Этот хитрован наверняка обеспечил себе надежное прикрытие. Если серьезно и оперативно поработать, то вскроются довольно крупные аферы на ниве проституции.

— Вы делитесь своими предположениями или располагаете конкретными фактами? — уточнил полковник.

— Да, располагаю фактами, — твердо сказал Миронов и стал их перечислять, загибая пальцы на руке. — Зло должно быть наказано.

Вишневые «Жигули» остановились перед центральным входом в райсовет. За рулем — плотный шатен в хлопчатобумажном костюме «сафари». С беззаботным выражением на лице поглядывал он на парадную дверь. Это — Владислав Купылех.

Электронные часы над входом медленно отсчитывали минуты. Циферблат высветил «18.06», когда к «Жигулям» подошел небольшого роста, полноватый мужчина с «дипломатом». Он открыл дверцу, сел справа, рядом с водителем. По движениям губ и мимике можно было «прочитать» их короткий диалог: «Все в порядке?» — «Да». — «Едем?» — «Поехали».

«Шестерка» тронулась, вырулила на проспект. За ней неотступно, на дистанции прямой видимости, следовала другая машина. Рядом с водителем сидел капитан Осокин, а сзади — старший лейтенант Ершов. Если бы Купы-лех оглянулся раз-другой, то, может быть, и заметил «хвост», но он об этом не подумал, его мысли были заняты другим.

Вишневая машина, свернув в тихий переулок, припарковалась у заброшенного пивного ларька. Следовавшая сзади, как на привязи, бесшумно подползла к ней почти вплотную.

— Стоп! — шепнул Осокин водителю.

Капитану было видно, как Купылех, увлекшись, что-то втолковывал рядом сидящему мужчине. Тот, понурив голову, молчал. Наконец открыл «дипломат», извлек из него пачку денег. Купылех, в свою очередь, достал из бокового кармана конверт, вынул из него несколько фотографий.

Поравнявшись с «шестеркой», Осокин резко распахнул дверцу, а Ершов, следовавший сзади, поразительно быстро обежал справа и схватил за руль.

Купылех, ошарашенный, вскрикнул:

— Что такое! Вон отсюда!

Осокин показал удостоверение.

С холодно-спокойного лица Купылеха вмиг сошло выражение надменности. Он ошеломленно моргал глазами, лихорадочно что-то соображая.

Капитан давно приметил Купылеха, знал, что он мерзавец из мерзавцев, но взять его было нельзя, не хватало улик. А улики, как известно, складываются в том числе и из показаний свидетелей. Один из них рядом — человек с «дипломатом». Испуганно сложив руки на груди, он мялся, обескураженно глядел на фотографии, запечатлевшие его в постели с белокурой красивой девушкой.

Этой девушкой была Людмила Скворцова.

Солнечный луч прорезал яркую полоску вдоль стула, на котором сидела Скворцова, и тут же пропал. Она была в строгом костюме, внешне не изменилась, но что-то в ней появилось такое, словно сидела не она, а похожая на нее другая девушка.

— Вас предупреждали насчет ответственности и серьезности вашего положения, но вы, по непонятным для нас мотивам, отнеслись к этому весьма легкомысленно. Вас спрашивают, а вы уходите от ответа, отмалчиваетесь. С какой стати оберегаете Купылеха, выгораживаете его? Дальше… — Миронов не сводил пытливых глаз с Людмилы. — Вы свели девушку с сомнительными лицами, которые ее изнасиловали, самым безобразным образом надругались над ней.

— Я не думала, что все так серьезно, — сказала она с досадой. — Я все вам расскажу. Все. Только отпустите меня. Пожалейте мою маму. Не мучайте. Она такая слабая, не выдержит. Отпустите. Мы завтра же уедем. Я все поняла…