Шесть витков следствия

Встретился Миронов и с Мариной. Легкое платьице, украшенное синенькими пуговицами, облегало ее стройненькое тело. Она волновалась. Рассказала, что у них был тайник. Сергей оставлял там записки. А однажды положил пакетик леденцов.

— Сережа любил рассказывать сны, — сказала Марина. — А сны у него были какие<то необычные — печальные. Его что-то беспокоило. Я всегда уходила с какой-то щемящей жалостью. Уходила, а он оставался, глядел вслед. Я чувствовала…

— Жаловался?

— Завидовал. Мамка, говорил, у тебя добрая.

— А о своей?

— Ничего не говорил. Однажды, правда, заметил: мамка, бывало, вспыхнет как порох и тут же отойдет. А вот тетя Тина — нет. Зло копит…

Миронов поблагодарил девочку, но она не торопилась уходить. По ее добрым глазам, робкому, озабоченному взгляду он догадывался, что она хочет еще что-то сказать.

— Есть такой мальчик, — начала девочка издалека. — Его зовут Андреем. Так вот Сережа иногда с ним встречался.

— Они дружили?

Марина волновалась. Волосы прядками выбивались ей на лоб. Поправляя их, она продолжала:

— Я бы не сказала. Разные они. Но Сережа тянулся к Пухову. Ну, а тот… Словом, Андрею нравилось верховодить. Однажды он заступился за Сергея…

И рассказала такой случай. Дети ловили котят, протыкали им глаза и вешали на дереве. Увидев это, Сергей закричал, чтобы они этого не делали. Тогда живодеры набросились на Федулова. Повалили и стали колотить. Вот тут и подоспел Андрей…

— Ты, наверное, виделась с Андреем? — спросил Алексей Павлович. — О чем вы говорили, что он сказал о Федулове?

— Он говорил, что Сергей был не в духе. Тосковал. — Девочка помолчала. — И еще говорил о какой-то веревке…

Миронов спешил на Озерную к Пуховым. «Веревка, — думал он, — вдруг та самая, бельевая…»

Дверь ему открыл небольшого роста, морщинистый, с жиденькой бородкой человек. Это был отчим Андрея. Выслушав майора милиции, слегка забеспокоился.

— Есть шнурок, — сказал он. — Каюсь, припрятал. Подальше от греха. А дело было так…

Человек с бородкой выжидательно замолчал. Миронов предложил ему закурить, тот не отказался. Сделав затяжку, продолжал, не меняя интонации:

— Прихожу это вечером, вижу: на столе два стакана. В одном на донышке, с наперсток оставши. Ну, думаю, выпивали, паразиты. Андрей само собой. Тому обормоту не впервой. А кто второй? Глянь — тетрадь, что-то начиркано. Буду жить, дескать, у Андрея и все такое. Дружок, выходит, был. Из дома, значит, сиганул, что-то накипело. Ну, ладно, думаю, разберемся…

Он раз за разом сделал несколько затяжек и продолжал:

— Сижу вот так, покуриваю. Глянь — из-под кровати что-то беленькое торчит. Нагнулся, потянул за конец — веревка. Ладненькая такая. И, представляете, с удавкой. Э, думаю, тут дело пахнет керосином, не дружок ли Андрея принес. Вот и решил припрятать…

Миронов позвонил дежурному по управлению. Тот сообщил:

— Тут тебя, Алексей Павлович, ждет водитель автобуса. Его Степин Петр Алексеевич* доставил.

— Сейчас буду, — ответил Миронов.

Шофер автобуса — лысоватый, немолодой уже человек — проявил завидную добросовестность. Он слышал о трагедии на карьере, мимо которого гоняет свой автобус. Сказал, что там довольно часто останавливается по требованию: высаживает рыбаков, в основном малолеток и стариков.

Миронов показал фотографии, не рассчитывая на успех: как может водитель, даже самый наблюдательный, запомнить в лицо каждого пассажира?

— Нет, не припомню.

Тогда Алексей Павлович использовал наводящую деталь:

— Может, по требованию кто-то останавливал автобус?

— Остановка была. Точно была, — подтвердил водитель. — Женщина выходила.

Взглянув еще раз на фотографию, он, однако, не смог с уверенностью сказать, что это именно она выходила у лозняка.

Неловко получилось. Выходит, зря человека потревожили. У Миронова уже не было вопросов, он намеревался извиниться за беспокойство, когда водитель сказал:

— Ехал в автобусе мой знакомый. Может, он что-то прояснит. Каплунов его фамилия, из нашего парка.

Миронов встал, и в это время зазвонил телефон. В трубке — знакомый голос следователя Антонины Яковлевны Аревой и обнадеживающее сообщение: экспертиза подтвердила, что изъятая у Пуховых веревка идентична веревке, которой задушили Сергея Федулова. Положив трубку, майор распорядился: Андрея Пухова — к следователю.

— Ты, Андрей, часто встречался с Сергеем Федуловым, приучал его к выпивке, таскал его по подвалам и чердакам…

Пухов не отрицал.

— Зачем ты это сделал? С какой целью?

Андрей посмотрел на следователя с недоумением.

— Так. Выпить хотелось.

— Федулову или тебе?

Парень попытался улыбнуться.

— Мне, конечно.

— Тебе еще и четырнадцати нет, а ты уже пристрастился к спиртному. Что же будет дальше, как думаешь? Неужели пить так приятно?

На лице Андрея медленно проступали багровые пятна. Совесть «замандражила», как он выразился однажды.

— Как вам сказать? Если откровенно, сперва было приятно, а потом пьянею и дурею, — говорил Пухов.

— Почему же так?

— Не знаю. Дурак и есть дурак, — выпалил он. Антонина Яковлевна улыбнулась.

— Лечиться надо…