Шесть зим и одно лето

Через неделю после заседания военного трибунала меня отправили на Восток, в Красноярский край, с тем же сроком. До его конца оставалось больше пяти лет.

Но случилось непредвиденное: я вышел на свободу раньше. 5 марта 1953 года умер вождь всех народов товарищ Сталин, и наши дела начали пересматривать.

Глава седьмая. ПОСЛЕДНЕЕ ЛЕТО

И обретешь милость и благоволение в очах Бога и людей.

Книга притчей Соломоновых, гл. 3, ст. 4.

Очень многие сибирские поселки обязаны своим развитием или даже рождением советским концлагерям. Поселок Решеты возник на базе лагеря в начале тридцатых. Через три года таких лагерных пунктов в системе Краслага было уже шесть, а еще через десять лет — 23 ОЛПа, имевших, в свою очередь, по нескольку подкомандировок с количеством зэков от ста до пятисот человек.

Советский концлагерь — это экономически независимое образование со своей администрацией, сельским хозяйством, промышленностью, иногда весьма мощной, вооруженной охраной, а также штрафными лагпунктами, БУРами[30] и карцерами для тех, кто не хочет трудиться на благо любимой Родины.

Если начальника всего Краслага принимать за наместника государя императора в данном регионе Сибири, то начальники ОЛПов будут удельными князьями: могут сгноить заключенного в шахте, умертвить непосильным трудом на лесоповале, уморить в штрафном изоляторе или, наоборот, послать его на УП[31], ОП[32] или положить в больничку на лечение. Каждый такой начальник имеет в подчинении начальников поменьше, те набирают помощников, которые тоже изображают из себя начальников.

Еще древние заметили: на свете нет более беспощадного надсмотрщика, чем бывший раб. Система эта, доведенная до совершенства, казалась вечной. Как некогда вечным казался Рим. Но пробил час, и система рухнула. Как некогда рухнул Рим.

Крушение началось 5 марта 1953 года. Стоял солнечный, довольно теплый для Сибири день. Согнанные к вахте, мы курили и слушали радио. На вышках дежурили пулеметчики. С крыши свисали сосульки, малолетки отламывали их и бросали в спины надзирателей, когда те отворачивались. Потом нас снова загнали в бараки и не выпускали до следующего утра. На вышках по-прежнему стояли пулеметы.

А музыка играла и играла, и казалось, ей не будет конца. Когда она ненадолго умолкала, мы слышали выступления известных писателей и поэтов. Они клялись в любви к великому покойнику и верности идеям коммунизма. Некоторые рыдали прямо в микрофон.

А мы, запертые в бараках, плясали под траурные марши, и гнилые половицы трещали под нашими сапогами.

Потом двери отперли, мы взяли в руки поленья и пошли в третий барак. На глазах перепуганных придурков[33] набили морду нарядчику, повесили за ноги стукача и, развалив зачем-то печь, отправились в шестой барак, где кирпичом проломили голову «пахану», вымазали дерьмом его главного телохранителя и ссучили его, загнав в запретку.

Кто-то сорвал в клубе портрет Сталина, висевший там много лет, и сжег его прямо на сцене, правда без свидетелей…

На этом наши выступления закончились. Все начало понемногу стабилизироваться: из больнички вышел «пахан» и стал снова прибирать к рукам разболтавшийся ОЛП, с вышек наконец сняли пулеметы, возобновила свою работу КВЧ. Нам объявили, что, по-видимому, наши дела в ближайшее время начнут пересматривать и что нам надо лучше работать, потому что тех, кто сачкует, освобождать не будут.

Так, в ожидании чего-то лучшего, прошло полтора года. В конце августа 1954-го мне выдали долгожданный пропуск для следования на «объект» и обратно без конвоя. Сначала этим «объектом» стала для меня пожарка, затем поселковая баня, где я должен был работать истопником.

Всякую радость полагается обмывать. Я дал денег надзирателю, он сбегал в магазин и принес бутылку водки. Мы выпили с дневальным клуба, где я некоторое время работал художником и где теперь будет работать другой, объяснились друг другу в любви и легли спать каждый в своем чулане. В пять утра мне предстояло отправляться на свой «объект».

Дневальный клуба бывший власовец Голубов мог спать спокойно: из отмеренного ему срока в двадцать пять лет он отбыл только шесть.

* * *

В поселке Решеты — административном центре комендантского ОЛПа № 5 — жило много бывших зэков. Одни зарабатывали на билет до Москвы и нормальные шмотки, другие успели «поджениться» и уезжать не торопились.

Многих я знал еще по лагерю. Среди них встречались «повторники». Теперь их вроде бы освободили окончательно, во что сами они верили плохо. Жили по-разному. В таежном поселке трудно найти работу даже молодому, с железными мускулами, и «повторники» устраивались посудомойками, ассенизаторами, ночными сторожами, грузчиками. Престижными считались должности рабочего в магазине, банщика и конюха на продбазе.