Шестая батарея

Врубель огляделся, отыскивая взором стенгазету и плакат. С утра они висели напротив преподавательской. Но сейчас их не было.

— Не знаю… Кто-то снял… — пробормотал курсант озабоченно. Но тут же высказал догадку: — Может, старшина? Сейчас спрошу…

— Как вы несете службу? — разозлился Брыла. — Старшина!

В это время Зубиньский выходил из своей каптерки. Он запер дверь на засов и подошел к Брыле.

— Вы сняли газету? — спросил хорунжий.

— Я? Ну что вы… — Зубиньский тоже поглядел на голую стену. — Куда она могла деться? Дневальный, кто ее взял?

— Не знаю… Не видел…

— Разгильдяй, черт бы тебя побрал! — разошелся Зубиньский. — Находишься при исполнении служебных обязанностей и не видишь? Ну и дневальный! Кто же мог ее взять? — Он повернулся к Брыле. — Может, кто из дивизиона?

— С тех пор как поручник Лис вышел вместе с вами, товарищ хорунжий, здесь никто больше не проходил… — возразил Врубель.

— Молчать! — рявкнул Зубиньский. — «Не проходил»! Что ты мог видеть? У такого дневального можно всю батарею увести. — Он задумался. — Хотя нет! Если это кто-то из дивизиона, он увидел бы его. Кто же все-таки мог снять газету? Вы заступили в восемь?

— Так точно.

— Утром была, сам читал… — рассуждал вслух Зубиньский. — А кто потом проходил?

— Курсанты, — едва не плача ответил Врубель. — Направлялись на занятия.

Старшина не задавал больше вопросов. Пожав плечами, беспомощно поглядел на Брылу.

Брыла угрюмо смотрел на светлый прямоугольник окна, затем решительно сказал:

— Смените дневального Врубеля и отправьте его на гауптвахту… Трое суток ареста за недобросовестное несение службы. А о газете пока никому ни слова.

Он вошел в офицерскую комнату и тяжело опустился на стул. Уставившись на крышку стола, вспомнил побледневшее лицо Врубеля. «Кто же мог это сделать? Врубель? Вряд ли. Притворяться он не умеет. Из него просто сделали козла отпущения. Но кто? Трудно сказать. Это мог сделать любой курсант. И наверняка не один. Кто-то должен был его страховать, помочь… Что же делать?»

* * *

В штабе дивизиона Брыла узнал, что Лис еще не вернулся от начальника училища. «Пойду довожу капитану. Надо что-то предпринять», — решил он и отправился в отдел политико-воспитательной работы.

В приемной начальника отдела лихорадочно трещал старенький «ундервуд», и худой, весь в веснушках подпоручник громко ворчал, копаясь в разбросанных на столе папках.

— У вас поручник Лис? — спросил Брыла.

— У заместителя… — ответил подпоручник, продолжая искать какие-то бумаги.

Брыла нерешительно кашлянул.

— Видите ли… Мне надо с ним поговорить…

— Тогда подождите.

— Нет, ждать не могу — дело срочное.

Тот отложил папку и недоуменно поглядел на Брылу. Затем подозвал его и таинственно прошептал:

— Ты, дружище, наверное, ничего еще не знаешь… У нас большие кадровые перестановки. Капитан сейчас передает дела новому замполиту… — И, довольный тем, какое впечатление произвели его слова, добавил: — Вот так-то, брат. Бо-о-льшие перемены! Твой Лис тоже уходит. Сидит у начальника училища уже полчаса. Похоже, ему намыливают шею. Не знаешь, случайно, за что?

Брыла промолчал. Подпоручник понизил голос:

— Думаю, что это результат проверки майора Фульды из Главного управления. У тебя он не был…

Ошеломленный новостями, хорунжий нетерпеливо прервал его:

— Послушайте, мне надо немедленно доложить!

— А что случилось?

— У меня в батарее средь бела дня украли стенгазету.

Подпоручник протяжно свистнул.

— Не может быть! Шестая по-прежнему шалит. Но кому ты хочешь докладывать? Не Орликовскому же и не Лису. Они, собственно, уже сдают дела.

Брыла беспомощно поглядел на подпоручника.

— Хотел бы посоветоваться…

— Дело, конечно, серьезное, — согласился подпоручник. — Лучше всего тебе подождать здесь. Вот-вот должен выйти новый заместитель командира твоего дивизиона, поручник Ожох.

Ожидание растянулось на двадцать минут. Затем из кабинета вылетел бледный и взволнованный Лис. Прошло еще несколько минут, и в дверях показался коренастый поручник. Подпоручник многозначительно моргнул Брыле. Хорунжий подошел к поручнику и представился:

— Заместитель командира шестой батареи. Хотел бы доложить вам о чрезвычайном происшествии.

Поручник Ожох был немолод, волосы на висках тронуты сединой. Серые с прищуром глаза глядели холодно и испытующе.

Выслушав краткий доклад Брылы, он нахмурился.

— Вам следовало бы тотчас же доложить об этом замполиту… Хотя сейчас он очень занят. Пойдемте в дивизион, там и решим, что делать…

По дороге Ожох успел расспросить хорунжего об обстановке в батарее и о послужном списке Брылы.

— Вот как! Значит, вы только начинаете службу в училище. Да, говорят, политико-воспитательная работа здесь запущена, — невесело вздохнул он. — А ваша батарея, можно сказать, поднесла вам подарочек…

Хорунжий вначале недоверчиво разглядывал нового начальника. Но не успели они дойти до штаба дивизиона, как поручник уже завоевал его доверие. Хорунжий дал ему понять, что оказался в полном одиночестве, не получая никакой помощи ни со стороны заместителя начальника училища, ни со стороны заместителя командира дивизиона.

Ожох понимающе кивнул.