Шестая Эра. Поверхность

Собственно, понять его было не трудно: я должен был проникнуться мыслью, что выжить тут, внизу – моя основная задача. Идея тех, кто разработал этот план, была в том, чтоб сыграть на моём чувстве долга и ответственности. Для начала – за тебя. Спасшее меня, и целиком доверившееся мне существо. Такое тоненькое, хрупкое, и беззащитное. Практика показала, что мой характер вычислен верно. Да вы наверняка и мои сексуальные предпочтения узнали из анкеты. Ты – мой секс-идеал!

И сработало же.

Потому что тот, кто хочет что-то сделать – найдёт тысячу способов. А кто не захочет – тысячу причин. А я захотел. Спасти тебя. Ну, и себя, конечно… Чтоб мы подольше были вместе, ласточка моя ненаглядная. Малышка. Кошечка. Сокровище бесценное, хоть иногда и капризное и ворчливое. Тростиночка моя, божественно стройная и гибкая… Всё у нас теперь будет хорошо. Мы будем вместе, и проживём счастливую жизнь! Голубка ты моя сизокрылая…

Он продолжал осторожно гладить и водить руками по её такой приятной на ощупь спинке, и шептать нежные слова в ушко до тех пор, пока через буквально несколько минут её мышцы снова не расслабились, и она не засопела, уткнувшись маленьким носиком ему в ключицу.

Самому Роджеру не спалось.

Конечно, он понимал, что сейчас уже и правда – почти ничего сделать не сможет.

Да и с самого начала ему было понятно, что то, что он выжил, а потом был «чудесным» образом спасён – просто часть плана. Коварного плана. Подлого и прагматичного.

Самец, уже давший семя, бык-производитель, может быть полезен только для двух вещей. На – вот именно – ещё семя! И – на мясо.

Он – пушечное мясо. Вернее – лабораторная крыса. На которой проверяют возможность остаться в живых на заражённой и промёрзшей планете. (А, получается, хорошо, что он не стал никого там, на Станции, да и тут, внизу, убивать! Не нарушил никакого «природного» равновесия. И не подорвал «доверия» к себе. У контингента. У женщин.)

На Станции он, конечно, просмотрит материалы остальных двенадцати миссий.

Сможет дать несколько дельных советов руководительницам Станции. И с точки зрения заселения, и с точки зрения текущего ремонта самой Станции… И комплектации бота для следующего раза. Сможет удовлетворить своё любопытство, узнав у Матери, как погибли мужчины. Осеменить несколько десятков, или сотен – не суть! – отобранных для этого самок. Тьфу ты – женщин, если называть этих «носительниц-инкубаторов» столь высокопарным термином.

Однако никаких сомнений в том, что изменить принципиальный подход к себе, и мужской половине человечества в целом, он не сможет. Ему этого просто не позволят.

А всё – из-за прецедентов. С бунтами предыдущих «осеменителей». С другой стороны он не мог не признать, что чёртовы амазонки, похоже, научились неплохо выживать, и до сих пор свято верят, что все беды человечества проистекали от них, от мужчин!

Наивно, да. Но пока не нужно им указывать, что от кое-каких пороков любого Социума и им не удалось отделаться.

Карьеризм. Амбиции. Зависть. Подсиживания, сплетни, закулисные интриги.

Роджер был уверен, что ещё столкнётся со всем этим там, на Станции.

А ведь всё это рано или поздно приводит к разборкам. Жертвам.

Или, когда уж градус противостояния зашкаливает – гражданским войнам.

Так что его задача на предстоящем этапе – просто…

В очередной раз выжить.

Утром он обнаружил, что Пенелопа снова проснулась первой. Но с его «могучей и тёплой» груди слезать не спешит. Он потянулся всем телом, похрустев лопатками:

– Знаешь, на Станции наверное, будет тепло. Нужно освоить для разнообразия и сон на боку. Слезь. А теперь повернись-ка спиной. Ага, вот так.

Роджер уложил тело, сейчас не оказывающее никакого сопротивления, в привычную позу. Одну её ногу продвинул вперёд, согнул в колене. На другую её ногу закинул свою. Поёрзал.

– Нормально?

– Угу. Где ты раньше был? Я об тебя, скотина костлявая, всю грудь намяла.

– Ну-ка, дай-ка я посмотрю… – он нежно облапил, поглаживая, а потом и целуя, означенные предметы, замычал – ему и правда, её миниатюрные груди нравились. Соски затвердели. Он перебрался губами ниже – на животик, а затем и ещё ниже. Она откинула голову назад, тяжело задышала…

И скоро всё у них завершилось так, как завершалось после таких «прелюдий».

Пенелопа, закончив содрогаться, вдруг застонала и разрыдалась:

– Скотина! Кобель! Теперь ты уже не будешь только мой!

Роджера покоробило. Но он нашёл в себе мужество ответить весело:

– Не парься. Не твоим я буду только во время работы. А по ночам-то, на отдыхе – я безраздельно твой! Нас же так и так поселят – в твоей каюте?

– Нет. Ты будешь жить в люксе, с огромной кроватью. И прислуживать тебе будут самые симпатичные горничные. В эффектном и сексапильном кружевном белье, и в туфельках на шпильках.

– Серьёзно?

– Нет, конечно… – она сморщила носик, – Шучу. Читала и смотрела порно. Откуда у нас на Станции кружевные чулочки и трусики?

Он засмеялся. Пенелопа пару раз подхихикнула. Потом посерьёзнела:

– Ладно, давай вставать. Пора завтракать, да убираться отсюда к такой-то матери.