Шестая книга судьбы

— Нет, ничего нет. Мне рассказали по телефону. Подробности узнаешь там, на месте. В Мюнхене все вопросы решай со старшим советником юстиции Бергмюллером. — Фрейслер надел шапочку и уже брал в руки свою папку. — И вообще, не мудрствуй там и не корчи из себя Цицерона, тем более что заседателей у тебя не будет. Работаем в режиме военного положения — никаких присяжных, никаких вердиктов и прочей чепухи. Так что все исключительно в твоих руках. Расследовать тебе тоже ничего не придется: девку взял полицейский в момент наклеивания листовки. Перед этим она повесила в городе еще десять или двадцать аналогичных бумажек. Все! Если откроются новые обстоятельства, позвонишь сюда. Хотя и без тебя мне сразу доложат.

Он направился к выходу, и Петер поспешил следом.

— Да, вот еще что, — Фрейслер говорил уже на ходу, — ее брат, кавалер Рыцарского креста, недавно погиб на фронте. Поэтому обвинение направляй только на нее одну. Родственников не трогай. Мол, завелась одна паршивая овца. Понял? Будет неплохо, если ты пройдешься в своем заключительном выступлении по тамошнему университету — этакому рассаднику заразы. Но не перегибай. И никаких воспоминаний о «Белой розе». Не нужно, чтобы кто-нибудь связывал это дело с тем. Ну? Все понял? Проконтролируй выполнение приговора в тот же день.

Фрейслер остановился.

— Я надеюсь, тебе не нужно объяснять, о каком приговоре идет речь? Помни: Judex damnatur cum nocens absolvitur — судья подлежит осуждению, оправдывая преступника. Нелишним будет самому поприсутствовать на исполнении. К празднику жду тебя обратно. Будешь помогать мне по делу одного негодяя.

Петер смотрел в ночное окно своего купе и проклинал тот день, когда подал прошение о зачислении на юридический факультет. Теперь он должен выполнять волю этого человека, пославшего на смерть не одну тысячу немцев, среди которых, он был уверен, найдется несколько сотен невиновных. Он ехал на свой первый самостоятельный процесс не с тем, чтобы разобраться и вынести если не справедливое, то хотя бы законное решение. Он ехал, чтобы выполнить приказ и положить под нож гильотины человека, тяжесть вины которого была определена по одному короткому телефонному разговору. Да еще, как он понял, молодую женщину. Впрочем, в рейхе давно не делали различия между мужчиной, женщиной и подростком. А практика определения приговора еще до судебного заседания существовала уже с 1942 года.

* * *

Сразу после окончания юридического факультета Петер Кристиан был направлен на работу в Евгенический Верховный апелляционный суд, заседавший в северо-западном пригороде Берлина. Здесь, в Шарлоттенбурге в мощном тяжеловесном здании с колоннами и пилястрами рассматривались дела последней инстанции, касающиеся улучшения немецкой расы В этих стенах не выносились суровые приговоры: виновные в нарушении Нюрнбергских расовых законов карались в другом месте. Здесь же решались вопросы стерилизации германских граждан на основании «Закона о предотвращении появления потомства с наследственными заболеваниями». Евреи и полукровки также не являлись клиентами ЕВАСа.

Заседание Евгенического суда больше походило на врачебный консилиум. Не было ни обвинителей, ни защиты, не произносились длинные речи на публику. Народных заседателей заменяли эксперты, теоретики немецкой евгеники, видные ученые, такие, как знаменитый профессор Зютт — психопатолог с мировым именем С их помощью судейской коллегии из двух или трех человек предстояло окончательно определить, может ли данный субъект иметь право на потомство. Петеру импонировало то, что здесь не принимали скоропалительных решений и зачастую вопрос откладывался для дополнительного изучения.

И все же, изучая такие работы, как «Расовая гигиена немцев» Пауля Германа или «Бракосочетание и расовые основы» Людвига Леонхардта, он не мог себя убедить в том, что безоговорочно их принимает.

Он вспомнил свое последнее дело.

Это было поздней осенью сорок третьего года. В зал ввели молодую девушку, и все сразу обратили внимание на ее привлекательность. Она испуганно озиралась, вздрагивая от прикосновений, и была очень подавлена, а когда ее подвели к высокой кафедре с двумя судьями в мантиях и беретах, совсем растерялась. Судьи ЕВАСа чаще привыкли видеть перед собой людей с пониженным интеллектом, неприятных внешне, злобных или жалких. Такие исключения, как девушка по имени Лилиан, бывали здесь очень редко.

Петер начал быстро просматривать ее дело. Сегодня оно было уже третье по счету, и он по какой-то причине не успел с ним ознакомиться заранее. Скоро он понял его суть — глухота Глухота, которой страдала Лилиан от рождения, вполне подпадала под закон о наследственных заболеваниях. Более того, она вместе с наследственной слепотой была в нем четко прописана наряду со слабоумием, шизофренией и десятком других душевных недугов.