Шестая книга судьбы

К подножию башни с белым флагом подошла группа людей. Все — офицеры вермахта, плененные в эти дни гвардейцами Катукова и Чуйкова. Они обрисовали ситуацию, рассказав о том, что с командованием уже ведутся переговоры о капитуляции. Всем в башне, включая членов СС и штурмовиков, обещали жизнь в случае сдачи. Командир гарнизона полковник Галлер, понимая, что не вправе приносить в жертву тысячи женщин и детей, скопившихся на первых двух этажах, ответил принципиальным согласием. Однако он выдвинул условие — башня капитулирует только завтра, в ночь на второе. Условие было принято, и наступило затишье.

Измотанные артиллеристы падали на кровати, едва добираясь до них. Те, кому выпало дежурить на батарее, засыпали, прислонившись к прицелам и затворам остывающих орудий. Упав головой на стол с картой, в центральном посту дремали вычислители и телефонисты. В рентген-кабинете госпиталя на четвертом этаже в кресле уснул хирург. Он пришел сюда на минутный перекур и спал, выронив сигарету из окровавленных рук. Очень многие тогда, услыхав тишину, не смогли ей противостоять. Но многие продолжали выполнять свои обязанности.

Воспользовавшись прекращением огня, впервые за последние дни из башни стали выносить сотни трупов умерших, чтобы предать их земле. Вместе с ними выносили и закапывали ампутированные в госпитале конечности, от которых еще вчера не было возможности избавиться, иначе как просто выбрасывать в окна. Поступила команда раздать воду и продукты из военных запасов беженцам, численность которых некоторые оценивали в тот день в 30 тысяч человек. Допускать их самих к складам было совершенно невозможно — в давке на лестницах и в узких коридорах вполне могла произойти массовая гибель обезумевших от отчаяния и тесноты людей. Пришлось отбирать добровольцев среди солдат и гражданских, которые помогали медсестрам выносить и распределять продукты.

Не меньшие тяготы за эти дни испытали на себе и солдаты противной стороны. Они тоже валились с ног и засыпали возле своих гаубиц. Соперничество двух фронтов и желание командования во что бы то ни стало подарить Берлин Сталину к Первомаю, стоили им нескольких десятков тысяч лишних смертей. Но все же их окрыляла победа. Они жили надеждой на возвращение и перемены в своей собственной стране, которых просто не могло не быть после такой Великой Победы.

У защитников же башни Зоо, Тиргартена, нескольких еще удерживаемых мостов и площадей не было в крови этого дающего силы транквилизатора. Одни из них держались на фанатизме, другие — на примере товарищей, третьи — на паническом страхе перед пленом. Многие ни на чем уже не держались и, бросив оружие, бежали в леса, прятались в подвалах или выходили на улицы с поднятыми руками.

Петер с трудом разыскал брата, уснувшего в своем кабинете на шестом этаже. Пауль редко бывал здесь и сейчас сидел, положив локти на стол и уронив на них голову. Вероятно, он приводил в порядок документацию вверенного ему подразделения и так и уснул с пером в руке.

Петер сразу отметил разительную перемену во внешнем облике брата. Он осторожно потрогал его за плечо с блестящим серебряным погоном на красной подложке, и тот поднял голову. На Пауле был новый мундир со всеми наградами. Лицо его на этот раз оказалось чисто выбритым, а из рукавов кителя выглядывали белые манжеты рубашки с серебряными запонками.

Пауль протер глаза руками и откинулся на спинку стула. Его талию охватывал парчовый пояс с золотым парящим орлом на овальной серебряной пряжке.

— Жаль, у меня нет шпаги, которую я мог бы им отдать, — сказал он не то шутя, не то всерьез.

— Послушай, Пауль, — Петер сел на второй стул, — ты слышал, что наши там, внизу, сегодня пойдут на прорыв?

— Да. Именно поэтому мы сложим оружие только ночью, чтобы русские раньше не вошли в Тиргартен с юга.

— Так пошли вместе с ними! Они будут пробиваться на северо-запад к Олимпийскому стадиону и далее до Хафеля на Шпандау. Говорят, мост через Хафель еще в наших руках, Там, в лесах, мы соединимся с генералом Венком и двинем на Эльбу к американцам. Это хороший шанс!

— Не думаю.

— Почему? Я слышал, что у них несколько заправленных «тигров» и «пантер» и много грузовиков. Это части танковой дивизии «Мюнхеберг» и еще какой-то моторизованной. Кажется, 18-й. С ними пойдут тысячи гражданских. Поговаривают, что русские сегодня отмечают свое Первое мая и к ночи будут не в форме.

Пауль усмехнулся.

— А вот на это не надейся.

Он встал, одернул китель и, надев фуражку, подошел к небольшому зеркалу, висевшему на стене.

— Я не могу тебе советовать, потому что сам не знаю, что будет лучше для тебя. Ты имперский судья, хоть и бывший. Я приготовил для тебя документы недавно умершего солдата, но допускаю, что те ребята, что нами займутся завтра, тебя быстро расколют. Да и на батарее все знают, что ты мой брат Петер Кристиан. Уверяю тебя, завтра мы спустимся вниз, и многие оставят здесь, в башне, свою честь и долг перед товарищем. Начнется борьба за собственную шкуру. Поэтому я не отговариваю тебя от решения прорываться.