– Но она непременно проявится, – добавил арбитр. – Мы вынуждены экономить заряды, и скоро они это поймут.
Ожидание казалось бесконечным. Оба угрюмо воздерживались от стрельбы по целям, которые им услужливо предлагались.
– Думаю, – заметил наконец Мордан, – стоит израсходовать в следующий раз один заряд – это может дать нам еще некоторую отсрочку.
– Уж не посетила ли вас бредовая мысль, будто мы все-таки
– Может, вы и правы. Но мы все равно будем держаться.
– Разумеется.
Скоро перед ними появилась цель – и достаточно четкая, чтобы понять, что это человек, а не муляж. Мордан достал его лучом. Человек упал на видном месте, однако, экономя заряды, осажденные позволили ему беспрепятственно уползти.
– Послушайте, Клод, – Гамильтон коротко взглянул на арбитра, – а ведь стоило бы постараться выяснить наконец, что же происходит, когда гаснет свет. Почему никто не взялся за это всерьез?
– Религия этим занимается. И философия.
– Я не это имею в виду. Этим следует заняться, как и любой… – Он остановился. – Вам не кажется, что чем-то пахнет?
– Не уверен… – Мордан потянул воздух носом. – На что похож запах?
– Сладковатый… Он… – Неожиданно Феликс ощутил головокружение – ничего подобного прежде он никогда не испытывал. Он увидел двух Морданов разом. – Газ, – догадался он, – они до нас добрались. Пока, дружище.
Он попытался добраться до прохода, в котором дежурила Филлис, но сумел сделать лишь несколько неуверенных движений и, растянувшись, остался лежать ничком.
10
«…Единственная игра в городе»
Быть мертвым оказалось приятно. Приятно и спокойно – без скуки. Но немножко одиноко. Гамильтону недоставало остальных – безмятежного Мордана, отважной Филлис, Клиффа с его застывшим лицом. И еще того забавного маленького человечка, трогательного владельца бара «Млечный Путь». Как же его звали? Он помнил его лицо, но как он к нему обращался? Херби? Герберт? Что-то вроде этого – однако сейчас, когда слова исчезли, имена приобретали совсем иной вкус. Почему он назвал того человека Гербертом?
Не важно. В следующий раз он не изберет своим делом математику. Тупой, безвкусный предмет, математика, похоже, годится лишь на то, чтобы объявить результат игры, когда она еще не сыграна. Какой интерес в игре, если результат заранее известен? Однажды он изобрел подобную игру, назвав ее «Тщетность», – играя как угодно, вы были изначально обречены на выигрыш. Нет, это был вовсе не он, а игрок по имени Гамильтон. Сам он не Гамильтон – по крайней мере, в этой игре.
Он генетик – вот здорово: игра в игре! Меняйте правила по ходу игры. Двигайте игроков по кругу. Обманывайте сами себя.
Сюрприз – вот суть игры. Вы запираете собственную память на ключ и обещаете не подглядывать, а потом разыгрываете вами избранную часть, подчиняясь правилам, определенным для данного игрока. Временами, правда, сюрпризы могут оказаться страшненькими – очень неприятно, например, когда тебе отжигают пальцы.
Нет! Эту позицию проиграл вовсе не он. Это был автомат – некоторые роли должны быть отведены автоматам. Именно автомату он отжег пальцы, хотя в свое время это и показалось ему реальностью.
При пробуждении так бывало всегда. Всякий раз трудновато было вспомнить, какую из ролей ты играл, – забывая, что играл все. Ну что ж, это была игра – единственная игра в городе, и больше заняться было нечем. Что он мог поделать, если игра была жульничеством? Даже если он сам ее придумал и сыграл в ней все роли.
Но в следующий раз он придумает другую игру. В следующий раз…
Глаза его не действовали. Они были открыты – но увидеть он ничего не мог. Чертовски странно – явно какая-то ошибка…
– Эй! Что тут происходит?
Это был его собственный голос. Он сел – и с лица упала повязка. Все вокруг было таким ярким, что стало больно глазам.
– В чем дело, Феликс?
Повернувшись на голос, Гамильтон попытался сфокусировать слезящиеся от рези глаза. В нескольких футах от него лежал Мордан. О чем это он хотел у Мордана спросить? Как-то вылетело из головы…
– Не могу сказать, чтобы я хорошо себя чувствовал, Клод. Как долго мы были мертвы?
– Вы не мертвы. Просто немного больны. Это скоро пройдет.
– Болен? Это так называется?
– Да. Однажды и я болел – лет тридцать назад. Это было очень похоже.
– А… – Он все еще никак не мог вспомнить, о чем же хотел спросить Мордана. Между тем это было нечто важное – такое, чего Клод не мог не знать. Клод вообще знал все – ведь правила составлял он.
Эта мысль выглядела как-то глупо. И тем не менее Клод должен был все знать.
– Хотите узнать, что произошло? – поинтересовался Мордан.
Может, он и хотел.
– Они пустили газ, да? Потом я просто ничего не помню.
А между тем там было нечто, о чем обязательно надо было вспомнить.