Шестая река

Сначала он честно вез ее в больницу: когда, в первой панике склонившись под сплошным оглушающем ливнем над раненой женщиной, чью кровь быстро смывала и уносила милосердная вода, Арс услышал хриплый шепот: «Рук не чувствую… Ног не чувствую…» – то с физически ощутимым облегчением понял, что хотя бы не прикончил ее. Правда, сделал гораздо хуже. Медицинских познаний вполне хватало, чтобы догадаться, что, раз женщина не чувствует тела и не шевелится, значит, у нее сломан позвоночник, и она навсегда останется полностью парализованной. И, стоя над своей навеки неподвижной жертвой, он вдруг начал поразительно хладнокровно рассуждать. Навсегда – это на сколько? Она, скорей всего, рабыня, приносившая неплохой доход сутенеру, который теперь ее просто придушит и выкинет отработанный материал в какой-нибудь заброшенный колодец. Возиться с ней не станут ни при каких условиях – в самом лучшем и гуманном случае сдадут умирать в местный интернат для инвалидов – это тоже довольно быстрая смерть, только менее гуманная, чем подушка на морду… Но, как бы там ни было, Арс привык считать себя порядочным человеком, а, стало быть, другой выход пока не рассматривал: только отвезти несчастную в Псковскую городскую больницу, – и он даже почти знал, где таковая находится. Там можно соврать, что ее сбила неизвестная машина – и умчалась, а он-де остановился и решил помочь. Его-то «немец» и так весь исцарапанный и побитый, да и вряд ли кто будет из-за покалеченной проститутки устраивать серьезное следствие со всеми положенными экспертизами… А она точно не даст толковые показания, во всяком случае, не скажет четко, какая именно машина ее сбила. Все это провернулось в голове ладно, словно ключик в замочке, и Арс, как мог твердо, сказал, нагнувшись над пострадавшей: «Не беспокойтесь. Больница близко. Я вас сейчас отвезу…». Когда пришло четкое решение, ледяная внутренняя дрожь унялась, как по волшебству. Он осмыслено добежал до машины, шустро распахнул багажник и вытащил сложенный в несколько раз огромный кусок полиэтилена. Надо же – как специально купили его с Евой, чтобы на Девятое мая отвезти к ее матери на дачу, для парника, да так и оставили в машине, чтоб не таскать туда-сюда. Арс почти не дергался, не суетился, руки не ходили ходуном – как-то сумел сказать себе сразу, что ничего не поделаешь, надо выпутываться, – и ловко, странно привычными движениями выполнял все потребное, быстро и разумно… Поднять раненую с дороги было совсем нетрудно – девица оказалась словно пустая внутри, он четко запомнил это ощущение, оно было вторым в жизни. Давно, в детстве и юношестве, у них с мамой жил большой пятнистый кот, толстый и тяжелый, с мощными лапами, – собственно, кот вырос вместе с Арсом, только Арс возмужал, а кот состарился, – и вот, будучи уже не просто старым, а древним, кот заболел и стал сохнуть. Когда, жалея, юноша брал любимца на руки, ему казалось, что тот словно сухими опилками набит, – такой стал легкий… Почему-то Арс вспомнил его, когда поднимал потерявшую сознание «плечевую», – значит, было что-то общее. Он перенес пострадавшую в машину, каждую секунду ожидая, что с ее головы вот-вот свалится мокрый парик, – но парик так и не упал, и, уже укладывая бедолагу на заднее сиденье, Арс вдруг с выпуклым изумлением понял, что это вообще не парик, а свои волосы – светлые, невероятно густые и вьющиеся, только пропитанные какой-то дешевой парикмахерской дрянью, отчего наощупь мыльные и липкие. Белый луч налобного фонаря ударил ей в лицо – и без косметики, которая стекла уже давно, «плечевая» оказалась не старой догнивающей бабой, а достаточно молодой девушкой, во всяком случае, до тридцати… Он отдернул руку, обреченно вернулся на водительское сиденье, натянул на свой мокрый торс сухой колючий свитер… Надо было ехать поскорей, чтоб хоть какой шанс оставить этой отверженной из отверженных.

Дождь не переставал, хотя гроза ощутимо отодвинулась к югу. Уже тронувшись с места, Арс чертыхнулся, застопорил «фольксваген» и снова выскочил с фонарем, подробно прочертил его острым лучом все место происшествия – инстинктивно чувствуя, что лучше не оставлять здесь никаких улик, не давать никому козырей в руки… Кровь смыло давно, сумку проститутки он бросил к ней на сиденье – а больше не осталось ровно ничего. Какие-нибудь четверть часа – и он сдаст ее в больницу. Потом – будь что будет, но не бросать же бабу просто так умирать… Не то, чтоб Арсу было слишком ее жалко, но, хорошо себя зная, он не сомневался, что мысль о ней отравит ему всю дальнейшую жизнь, на долгие годы заставит подло рефлексировать… А так… Никто ничего не докажет, да и доказывать не будет: ливень унес с собой все следы, а капот и бампер у него без того помяты.

Путь уже лежал через угрюмый ночной город, ехать было не так трудно и страшно, как по загородному шоссе, да и потоки воды постепенно иссякали. Сзади не доносилось ни звука – и благой инстинкт подсказал Арсу, что, прежде чем сдаваться, надо убедиться, что все не зря. Он припарковался и быстро распахнул заднюю дверцу.