Шестая станция

Отец Ананий размахивал кадильницей и беззвучно открывал рот. Слов его в шуме и криках не было слышно. Потом он оглянулся, отдал кадильницу дьякону и поднял кверху руку.

— Тихо! — пронзительным голосом, перекрывшим шум, крикнул Митрич.

Толпа замолкла, только продолжали еще всхлипывать несколько женщин.

— Православные! — начал Ананий. — Чудо великое и неисповедимое сотворил господь. Повелел он — и святая икона пречистой божьей матери Одигитрии обновилась, божеское сияние снизошло, и, глядя на горести наши, на беды людские, заплакала она, искупительница наша. Се — чудо божественное, се — знак господень, и понимать его надо… — Ананий поднял палец вверх. — Тяжкие времена послал господь за грехи наши, православные! Последнее, что имеем, — храмы божьи и те предаются разграблению.

Как басурмане некогда, посягнули безбожные люди на достояние божеское. Ввергнут в узилище святой отец наш патриарх Тихон. Помолимся же, православные, чтобы послал господь силы устоять против сатаны и ангелов его. Омоем слезами грехи наши, восплачем, как плачет за нас пречистая божья матерь…

— И все ты врешь и людей обманываешь! — пронзительно, срывающимся голосом крикнул Сеня. Он вскочил с колен, кинулся к аналою, на котором стояла икона, и, захлебываясь, глотая от волнения слова, стал выкрикивать — Не верьте, не верьте, товарищи!.. Обманывают вас… Они просто жулики… Тут позади богородицы склянка с водой… И трубочки… Я сам видел… Вот сейчас отвинчу два винтика, и сами всё увидите… Мошенство это, а не чудо вовсе… Вот сейчас я вам все объясню…

Сеня стал шарить в карманах, отыскивая перочинный ножик. Нашел, вытащил и протянул руку к иконе… В наступившей гулкой тишине он слышал шум в дверях, и протяжные, не могущие остановиться всхлипы женщин, и отчаянный стук своего сердца… Как в кинематографе, он видел перед собой остановившиеся глаза молящихся, испуганно вытянутое лицо Глотова, отчаянно любопытствующие глаза какого-то подростка, искаженный яростью рот Митрича…

— Пащенок проклятый! Комсомольское отродье! Бей его, супостата!.. — Услышал Сеня крик не крик — выдох Митрича…

Чья-то сильная рука рванула Сеню в сторону, церковь завертелась перед его глазами, сильный удар сбил его с ног, и, теряя сознание, Сеня увидел, как с купола церкви одобрительно-зло смотрит бородатый бог на то, как убивают комсомольца Семена Соковнина…

Цена золота

— Григорий Степанович! Сеньки-то Соковнина в общежитии нету, и не ночевал он там, и никто его из ребят не видел… Боюсь я… Упрямый он парень и скрытный. Может, погорел он со своей иконой или учудил что…

Петя Столбов утратил свое обычное спокойствие. Вид у него был такой встревоженный, что и Омулеву на какую-то минуту стало не по себе.

— Да… Скрытный… Приняли хорошего парнишку в комсомол, и ходит он только на ваши собрания. А чтобы поближе его к себе, так вас тут нет!.. Ростом да годами не вышел… Пойдем-ка побыстрей в эту чертову церковь!.. Погоди минуту!..

Омулев вынул из кармана ключ, отпер нижний ящик стола, достал оттуда наган и положил его в боковой карман куртки. Потом подумал и из другого ящика взял какую-то темную палочку и печать.

— Пошли!..

Они почти бежали по грязной улице поселка. Их окликнул веселый бас взрывника, идущего на работу.

— Куда бежишь, Степаныч? Прикладываться, что ли, к чудотворной? И Петьку Столбова к божескому делу приучаешь!.. — И Макеич гулко захохотал, довольный своей шуткой.

Рядом с ним залился смехом Гриша Варенцов.

— Шутковать, Макеич, некогда… Вот боимся, что с нашим Сенькой неладное приключилось. Пошли с нами! И быстренько!..

Теперь они бежали вчетвером. Гриша Варенцов подпрыгивал на своей хромой ноге. По размытой дороге они сбежали вниз и увидели церковь. И у Омулева сразу же ёкнуло и забилось сердце: что-то действительно случилось… Гулкие крики и неистовый шум вырывались изо всех окон церкви. На паперти люди, не сумевшие войти в переполненную церковь, вытягивались, становились на цыпочки, чтобы разглядеть что-то происходившее внутри… Омулев и его товарищи подбежали к двери. Они расшвыривали и оттаскивали людей, и вид у них был такой, что перед ними все расступались. Работая руками и локтями, они пробивались к алтарю, где слышались глухие удары, злобное сопение, дикие выкрики…

По знакомой разорванной и окровавленной рубахе, по ржавым волосам узнал Столбов Сеню в том окровавленном комке, что валялся на полу… Нагнувшись, бывший староста Митрич бил этот комок ногами, обутыми в тяжелые, добротные сапоги… При каждом ударе он хакал, как мясник, разрубающий мясо… Взрывник схватил его за шею и железной рукой пригнул книзу.

— Стой!.. Убийцы!.. Или уже Советской власти нет, что вы тут, гады, детей убиваете! А ну, выходи все из церкви! Быстро! Быстро! А ты, батюшка, куда торопишься? Погоди, со мной выйдешь! Ребята, берите Сеньку — и в больницу. Глотов! Ты это куда выбираешься? Давай помоги тащить парня. Стоял тут, смотрел, как ребятенка убивают, гнида! И ты, паразит царский, подымайся, туши свечи да выходи со мной…