Шестая сторона света (СИ)

Лебедев. Облачённый в невиданный ранее деловой костюм, даже галстук. Ботинки начищенные. Вместо рюкзака — блестящий портфель. Кажись, всё отцовское. Если раньше он выглядел лет на тридцать, то теперь был как сорокалетний старик.

Степенно пожал мне руку:

 — С юбилеем.

 — Мне девятнадцать.

 — Тем не менее.

Вынул из портфеля подарок: набор из пены для бритья и одеколона.

Алтынай указала Лебедеву на стол:

 — Проходите, пожалуйста, занимайте места.

 — Можем перейти на «ты», — солидно разрешил Лебедев.

Он и Алтынай прошли к столу. Я вернулся к стереосистеме.

Смотрел на Алтынай и хотел срочно что-то ей сказать. В чём-то извиниться, объяснить, что всё на самом деле не так как она думала. Никто ни в чём не виноват. Кроме Вольки, разве что. Если бы не его вмешательство, то мы бы поцеловались напротив «Подростков в Абрикосовом Саду» Шай-Тая и жили бы долго и счастливо.

 — «А Джессика?» — спросила бы Алтынай.

 — «Что Джессика? — ответил бы я, признавая вину. — Это Волька подсунул мне её. Сам бы я ни за что»

Алтынай стояла передо мной и смеялась:

 — Ты оглох или не протрезвел со вчерашнего?

 — Алтынай, прости меня, я не должен… — встрепенулся я.

Алтынай резко оборвала меня, ткнув в живот коробку обвязанную ленточкой с бантиком:

 — Твой подарок.

Волька наполнил бокалы. Лебедев со старческими интонациями сказал, что «воздержится от приёма алкоголя», и налил себе лимонад.

 — С праздником, брателло! — закричал Волька, передавая мне бокал с портвейном.

 — И вас, — вздохнул я. Отпил и сел на диван, распечатывать подарок от Алтынай.

Кассета. Нарисованная от руки обложка: два силуэта шли по гиперзвуковому тоннелю. Можно узнать рукоятку дыролова и далёкий свет приближающегося поезда. Алтынай верно изобразила головной обтекатель гиперпоезда в виде раскалённой звезды, как оно и есть в реальности.

Оправдывающимся тоном Алтынай пояснила:

 — Это я нарисовала до того, как ты с Джессикой познакомился.

 — Алтынай, я дурак.

Не обращая внимания на мои слова, она продолжила:

 — Составила сборник из песен с твоих кассет, что мне понравились. Ещё своих половину добавила.

Договорила и отошла к Вольке, который ввязался в спор с Лебедевым о роли андерграундного анимационного искусства в развале советской тоталитарной системы.

Волька отстаивал мнение, что искусство само нашло дорогу, пробив «асфальтный панцирь диктатуры». Лебедев же отрицал самостоятельность андерграунда, приводя доказательства того, что работа с советскими внесистемными анимастерами, писателями и музыкантами была «тщательно спланированной операцией ЦРУ».

Я повернулся к стереосистеме и поставил кассету. Заиграла незнакомая, но с первых же секунд офигенная композиция. Ритмичная. Прочитал список песен, начертанный Алтынай: Limp Bizkit, Nookie.

Всё же я ритмичная обезьяна. Прав Лебедев.

Что ж, продолжу быть самим собой, это уже достаточное наказание.

3

Сел ровно между колонок, чтоб музыка заслонила меня от всего вокруг. Скоро пришли остальные гости: несколько одноклассников, которых Волька не помнил, но радостно обнял и хлопнул по плечу. Совсем как меня при встрече в музее. Одноклассники подарили мне ещё один набор пены для бритья.

Ненадолго заглянула Маргарита. Её пригласила Алтынай. Маргарита подарила мне новые наушники «Ноунейм» с набором поролоновых оболочек. Появился один парень с работы, тоже обходчик. Я не знал его имени, и понятия не имел, чего он припёрся.

Он подарил мне брелок. Причём даже не купленный, а сувенирный, с гербом нашего Вокзала, которые даром раздавали всем прибывающим, чтоб те пристёгивали ключи от почтовых ящиков.

Пришли две девочки, с которыми зависал в Колледже. Одна, кажется, до сих пор была в меня влюблена. Она сразу послала на меня многозначительный взгляд из-под полуприкрытых век. Откинула волосы со лба и оттянула вырез блузки:

 — Жарко, проветриться бы.

Думала, что я вызову её в подъезд, чтоб мы могли «объясниться». Скоро она приметила, что я посылал такие же многозначительные взгляды на Алтынай. Горько улыбнулась и больше не поворачивалась в мою сторону.

Как же неприятно, когда тебя любит кто-то ненужный.

Гости постоянно тянули меня к столу, наполняли стакан, который и без того не пересыхал. Говорили тосты. Волька припомнил что-то из прошлого. Лебедев рассказал, что всегда ценил мою настойчивость в выборе музыки:

 — Это признак зрелости, когда человек точно знает, что он хочет услышать.

Я постоянно искал взглядом Алтынай. Она старательно отводила глаза. Смеялась чужим шуткам, слушала чужие комплименты, и выскальзывала от чужих предложений потанцевать.

 — Ай, как глупо, брателло, быть таким кайфоломом на собственной днюхе, — прокричал Волька в одно ухо.

Во второе зашептал Лебедев:

 — Я узнал от взломщиков кое-что секретное о пропавшем поезде, позже расскажу!

Когда кассета со сборником Алтынай заканчивалась я переворачивал на сторону «Б», потом обратно. И ещё раз. Не помню, сколько.

Прищуриваясь, я глотал и глотал то, что было в стакане. Не знаю с чьей помощью, но содержимое там всё время менялось, то водка, то виски, то портвейн, то чистый лимонад, которым я чуть не подавился от неожиданности.