Шестая сторона света (СИ)

Я предъявил удостоверение милиционеру у входа на Вокзал. Тот еле разлепил сонные глаза. Зевая вернул документ:

 — И зачем ты, Лех Небов, в такую рань заявился? Соскучился по работе?

В коридорах служебного помещения Вокзала непривычно тихо, одиноко. ЧеПэ прервало отлаженный рабочий ритм. До него работа шла в несколько смен. В любое время суток, по служебным коридорам спешили сотрудники, хлопали двери, трещала телеграфная лента, гремели динамики, когда диктор справочной службы, Лилия Павловна или её напарница-сменщица Салима Борисовна, зачитывали сообщения о прибытии поездов да объявления о пропавшем или найденном багаже.

Переодевалка закрыта, двери кабинетов тоже. Откуда-то веяло бодрящим запахом кофе, но сколько я не стучал в двери, так и не обнаружил источник. Впервые, за всё время моей работы в служебном коридоре такая тишина, что я услышал: далеко отсюда, на путях, разогревался плазменный двигатель поезда. В гул двигателя вмешивалось клацанье тягово-сцепных устройств.

Вышел на улицу и стал искать Алтынай в нарастающем потоке железнодорожников и пассажиров. Алтынай среди них не увидел. Её не было ни на скамейке, где встретились в прошлый раз, ни в кабинете Маргариты, где уже сварили кофе.

В переодевалке поменял одежду на комбез и сгонял до шкафчика Лебедева. Но друга тоже не оказалось. Коллеги не могли точно ответить, он уже ушёл или ещё не приходил.

Потом я долго тянул перед выходом на трассу, ждал на перроне Алтынай. Даже Алибек пригрозил мне:

 — Бросила тебя стажёрка твоя. Работай один. Не забудь, завтра принимаем поезда по удвоенному графику.

Прижал к груди чехол дыролова, как замену отсутствующей Алтынай. Погрузился в служебный поезд и поехал на свой участок.

Эйфория счастья вчерашнего дня сопровождала меня во время обхода. Иногда казалось, что счётное колёсико дыролова превращалось в заднее колесо велосипеда Джессики: стоит мне поднять взор, как увижу её фигуру. Но мысли о Джессике не были столь волнительными, как тоска по Алтынай.

Джессика равнозначна своим аниматинам.

Алтынай — не имела ничего себе равного во всём мире.

Чувствовал, что если не поделюсь с Лебедевым своими ощущениями, то моё сердце разорвётся, превратившись в очередную размазню на поверхности монорельсы. Его рассудочность могла бы объяснить запутанность моего состояния. Ведь Лебедев читал много книг по психологии.

На пересечении линий, вместо Лебедева, встретил незнакомого парня. У него в плеере так громко играла русская попса, что не было смысла задавать вопрос-приветствие обходчика «Что слушаешь?»

Нарушая этикет, я грубо спросил:

 — А где Лебедев?

 — Хто? Какой Лебедев?

 — Чувак, которого ты заменяешь.

 — Он, не вышел на работу. Что слушаешь?

 — Ничего, просто наушники по привычке одел.

И это было правдой.

Сегодня мне настолько было достаточно своих мыслей, что не нужны были музыкальные мыслишки незнакомцев.

2

Ни Алтынай, ни Лебедева.

Всё это странно, будто судьба спохватилась, что я перерасходовал лимит счастья.

Вечером отец встретил меня в коридоре пачкой писем. Большей частью от взломщиков, те продолжали слать отклики на объявление о поиске девочки в платьице белом. И очередная Premium-бандероль от Джессики Линс в нагрузку.

 — Опять эта премиум-рассылка, — посетовал отец.

Я расстался с Джессикой вчера, а она уже перестала быть личностью: приняла облик торговой марки, чем и была до знакомства.

Одни взломщики писали, что нашли труп девочки в платьице белом. Нужно перечислить деньги на кремацию. Другие предлагали тот же труп, чтоб я мог устроить похороны, согласно традициям. В противном случае, её кремируют и похоронят в общей могиле.

Среди мошеннических конвертов с однотипными штемпелями я вдруг выцепил настоящее письмо. В графе «От Кого» значилось — «Алтынай Ш-ева».

Пальцы дрожали, когда распечатывал. Даже в комнату свою не убежал. Отец понимающе хмыкнул и деликатно удалился. Как бы по забывчивости, унёс и бандероль. Теперь ясно, как она оказывались в его кабинете, а не в мусорной корзине.

Алтынай начинала письмо так:

«Хотела много написать и рассказать, но потом поняла, что всё это не важно. Поэтому буду краткой…»

Естественно, её «кратко» расположилось на четырёх листах, отпечатанного на машинке текста.

Фактически краткая суть такова:

Алтынай тоже в меня влюбилась. Подобное чувство в её жизни впервые было столь сильным. Она не знала, что делать. Когда ей показалось, что у нас всё наладилось, я изменил ей с Джессикой. Изменой в прямом смысле назвать это нельзя, потому что «на тот момент мы не были вместе». Тем не менее, Алтынай считала, что «ей нужно привести свои мысли и чувства в порядок».

Для этого она уезжает к маме в Киев. Алтынай не знала, вернётся ли она в Абрикосовый Сад… («Абрикосовый Сад» зачёркнут и заменён на «Двор Юго-Запад 254», маленькая месть, указывающая на мою провинциальность)

Алтынай спрашивала себя (и меня), «есть ли ей смысл возвращаться туда, где ей сделали так больно?» Алтынай ещё не знала, сможет ли она простить меня (и себя).

Алтынай должна подумать, имеет ли она право требовать от меня чего-либо?