Тяга уходящего воздуха подхватила мои ноги и потянула в сторону движения состава. Между телом поезда и стенами туннеля воздух сделался тонким, почти вакуум. Именно сейчас возможна потеря сознания, когда засасывает под дно.
Пронеслись последние вагоны. Свет габаритных огней, казалось, оставил в воздухе тающий след.
Состав ушёл.
Я разжал губы и вдохнул обжигающий воздух. Отпустил скобу и пробежал несколько метров вслед за воздушным завихрением. Пробежать эти метры и не упасть – задачка посложнее, чем просто держаться за скобу. Счёт шёл на доли секунды: отпустишь руки слишком рано, завихрение будет достаточно сильным, чтоб ты свалился на пол и покатился, как сухой лист. Не только рёбра переломаешь, но и проедешь мордой по монорельсе, лишаясь кожи.
Лебедев с завистью посмотрел на мою лихую пробежку. Он никогда не рисковал, не отпускал поручень и не вливался в вихрь. Слишком толстый и солидный, обязательно упадёт и расшибётся.
3
Лебедев оттряхнул пыль с комбеза и протёр свои ботинки бумажной салфеткой:
– Ещё идея. Доставай блокнот и пиши.
Приказ был такой солидный, что я тут же подчинился, Мои ноги дрожали от недавнего напряжения. Руки одеревенели, я не попадал ими в карман комбинезона. Подождал, чтоб возбуждение улеглось, продолжая прислушиваться к звуку ушедшего состава.
– Давай пиши, а не мечтай, – прикрикнул Лебедев. – Для тебя же стараюсь.
Непослушными руками вытащил блокнот. Проверил чернила в ручке и присел на тёплый монорельс.
Лебедев сел рядом:
– Записывай. «Разыскивается женщина в белом платье…»
– Ха, женщина. Да она девчонка. Младше меня.
– Хватит мыслить детской терминологией. Пиши, «Разыскивается молодая женщина, участвовавшая в Почтительном Ожидании…» Когда оно было?
– Позавчера. Ну, то есть позавчера закончилось.
– Ох, какой ты глупый, – посетовал Лебедев, – Писать нужно полную дату, с такого-то по такое-то. У каждого своё позавчера. Послезавтра твоё позавчера станет «четыре дня назад», не будешь же переписывать объявление.
– Понял, понял, – я поспешил остановить поток солидных поучений.
Лебедев продолжил диктовать:
– «…Молодая женщина в белом платье, участвовавшая в Почтительном Ожидании…» Не забудь с больших букв.
– Без тебя знаю, – отмахнулся я.
– «…С 30 августа по 1 сентября 1899 года, проходившем на платформе Коммунального Бюро, двора Юго-Запад 254, известного под самоназванием «Абрикосовый Сад» Записал? Дай посмотреть.
Лебедев проверил орфографические ошибки и вернул блокнот:
– Далее пиши… «Если вы что-либо знаете о…»
– «Молодой женщине?»
– Некрасивый повтор. Вместо «молодой женщине», пиши – «Если вы что-либо знаете о вышеупомянутой особе», сообщите отправителю. Почтовые расходы за счёт получателя…»
– Ой, Лебедев, а вдруг много писем придёт?
– Ты хочешь найти эту сучку или нет? Готовь бабки.
– Отец убьёт, когда узнает.
– Он ещё не знает про то, что ты отказник?
– Сам ты отказник! Судитрон срок не ставил. Я выполню просьбу. Когда-нибудь.
– Всё равно придётся просить деньги у родаков. Без продвижения Модератор похоронит твоё объявление в корзине бесплатных сообщений и рекламы. Так что готовься платить, чтоб висеть на первой доске.
Я вздохнул и закончил писать, поставив своё имя и почтовый ящик. Лебедев ещё раз проверил ошибки.
Перед тем, как разойтись по тоннелям, мы обменялись кассетами. Я дал ему Pearl Jam, альбом Vitalogy, 1894. Взамен Лебедев дал Аквариум «Радио Африка», 1883 года.
– Купи уже себе компакт-диск-плеер, – посоветовал Лебедев, – надоело мне для тебя кассеты записывать.
4
Я завершил обход своего участка.
Отметил на путевом листе точку, где дыролов обнаружил подозрение на микротрещину в монорельсе. Лист бросил в прорезь ящика отдела обработки статистики, сдал дыролов, и пошёл в переодевалку: взять из своего шкафчика деньги на обед и новые батарейки для плеера.
Но до столовки так и не дошёл. В коридоре меня нагнал Алибек, начальник Службы Путей. Он взрослый мужчина, то ли неженатый, то ли в разводе. В свободное от работы время, то есть с утра до вечера, Алибек переписывался в Информбюро с пользовательницами раздела «Знакомства», под псевдонимом Огненный Ангел. На личном почтовом штемпеле изобразил крылья, будто белый голубь неудачно пролетел над пожаром в стоэтажке.
Огненный Ангел Алибек сдёрнул с меня наушники:
– Слышь? Ты эт-та, кончай таскать плеер в рабочее время.
– Профессиональная привычка.
– Тоже мне «профессионал», обходчик простой. Пошли со мной.
Он завёл меня в свой кабинет. Там сидели два милиционера. Один на стуле в углу, второй в кресле Алибека. Рация на столе время от времени шуршала неразборчивыми переговорами. Милиционер на стуле был относительно моложе того, что в кресле. Хотя оба – старпёры. Нижняя половина лица относительно молодого была синяя от щетины. Он достал блокнот и спросил:
– Кто?
– Лех Небов.
Молодой сделал пометку. Пожилой милиционер показал мне на стул напротив стола:
– Падай.
Тон его голоса не строгий, но и не ласковый. Пугающе никакой.
Алибек вышел.
– Ты, пацан, не робей, – сказал пожилой милиционер.