Шестая жизнь Дэйзи Вест

Проехав еще тридцать миль, мы с Мэттом останавливаемся на бензоколонке. Мэтт заправляет машину и, расплатившись за бензин, отправляется в магазин, чтобы купить еды. Я вижу через окно, как он ходит между полками в поисках чего-нибудь вкусного. Взяв в руку упаковку лакричных конфет, он демонстрирует ее мне, и я качаю головой, показывая, что предпочла бы что-нибудь другое. Тогда он берет шоколадку, но я корчу гримасу, и Мэтт кладет ее на место.

В конце концов он берет с полки пакет чипсов. Я поднимаю вверх большие пальцы обеих рук и медленно произношу слово «кола». Он внимательно смотрит на мои губы, потом поднимает глаза и, встретившись со мной взглядом, смеется. Я тоже смеюсь. Похоже, мы оба рады возможности расслабиться, занявшись чем-то незначительным, вроде выбора между чипсами и шоколадом, чтобы забыть на время о страшном несчастье, постигшем Одри.

Мы едем без остановок почти пять часов. Я открываю пакет с чипсами, и в этот момент мой телефон начинает звонить. Хотя я уверена, что Мэйсон пока не закончил тестирование Вэйда и будет работать с ним еще пару часов, я точно знаю, что звонит он, чтобы узнать, как у меня дела. Разговаривать с ним я не готова. Лгать по поводу того, где я нахожусь, не хочется, а если рассказать правду, он будет пытаться заставить меня вернуться.

— Стоит рассказать родителям, где ты, — говорит Мэтт, догадавшись, о чем я думаю.

— Они и так потом узнают. Я оставила записку.

— Да, но нужно сказать им, что все в порядке. Родители волнуются.

— Да, серьезно? — спрашиваю я. — А ты что сказал родителям, когда уехал?

Мэтт смотрит на меня, потом снова переводит взгляд на дорогу.

— Сказал, что еду к тебе, — отвечает он буднично. — Они мне доверяют.

— Повезло тебе, — говорю я, слушая, как Мэтт тихонько смеется. — И что же ты им сказал? «Мам, пап, я знаю, Одри плохо себя чувствует, но я должен поехать спасать пьяную Дэйзи, попавшую в идиотскую ситуацию»?

— Да, примерно так я и сказал, — соглашается Мэтт. Он снова улыбается во весь рот, и, зная теперь, что происходит с Одри и как грустно должно быть сейчас Мэтту, я понимаю, что эта улыбка — настоящее сокровище.

— Нет, ну все же, что ты им сказал? — спрашиваю я, любуясь его профилем. Золотистые лучи заката подчеркивают линии лица, а все вокруг постепенно растворяется в дымке подступающих сумерек. Кажется, будто я смотрю на его портрет, обработанный в графическом редакторе при помощи фильтра, позволяющего делать из современных фотографий старинные. Мне нравятся его густые черные ресницы и ровная античная линия носа. Я специально засунула левую руку под себя и сижу на ней, чтобы сдержать желание дотронуться до шрама на его идеальном подбородке.

— Сказал, что ты из маленького городка и потерялась, попав в большой город, — говорит Мэтт, вырывая меня из плена фантазии. — Объяснил, что ты испугана и нуждаешься в моей помощи.

— И все.

— Все.

— И они не рассердились из-за того, что ты не хочешь остаться дома и посидеть с Одри? — спрашиваю я.

— Нет, они все понимают, — отвечает Мэтт серьезным тоном. — Если бы я остался, то просто сидел бы и смотрел на нее, а ей это не нравится. Она сказала всем, что хочет побыть одна.

— Странно, что она не рассказала мне об этом, — говорю я. — Это не какая-нибудь ерунда, и не поделиться таким секретом с другом…

Говоря это, я понимаю, какая ирония сокрыта в моих словах, хотя, конечно, Мэтту трудно ее понять.

Мэтт снова поворачивается ко мне и смотрит с добротой во взгляде.

— Да нет, Дэйзи, ты не совсем правильно все поняла. Дело ведь не в том, что Одри чего-то стыдится и поэтому не хотела с тобой делиться. Проблема в том, что ее старые друзья чего-то испугались, когда узнали о болезни, и перестали общаться с ней.

— Это очень плохо, — говорю я.

— Не все и не сразу, но постепенно ситуация сложилась так. Сначала все старались ее поддержать. Но потом она перестала заниматься бегом, ходить по клубам и посещать вечеринки. И люди постепенно перестали звонить. Возможно, ты ее единственная подруга.

Я, не выдержав, улыбаюсь в ответ.

— Она тоже моя единственная подруга, — говорю я тихо. Меган, думаю я про себя, мне больше как сестра, а значит, так оно и есть.

Взглянув в окно, я вижу, что мы уже приближаемся к Омахе.

— Эй, a как же я? — спрашивает Мэтт шутливым тоном. — Я же тоже твой друг.

Я, игриво улыбаясь, смотрю на него.

— Ах, да. Чуть не забыла про тебя.

14

Я не видела Одри всего два дня, но за это время она как будто постарела на несколько лет. Мэтт с родителями предложили мне пойти в спальню к Одри одной, и, взглянув на нее с порога, я с трудом сдерживаю слезы. Одри лежит на спине, закрыв глаза. Руки, прижатые к бокам, лежат поверх покрывала. Лицо бледное, как у призрака, и выделяется своей белизной даже на фоне белой наволочки. Я не знаю, что сказать, и не решаюсь двинуться с места. Размышляя над этим, я рассматриваю надписи на черной стене. Там появилась новая цитата. Это что-то вроде пословицы: «Упал семь раз, встань восемь».

Я, грустно улыбаясь, стою без движения и смотрю на Одри. Она открывает глаза.

— Привет, — говорю я шепотом.