Читаем Шестьдесят рассказов полностью

— Ну что, теперь довольны? — остановившись, сказал крестьянин. — Смотрите, вот он, ваш чертов оползень! — И он презрительно кивнул.

Джованни увидел площадку в несколько сот квадратных метров. Ничтожный клочок земли, примечательный только тем, что высечен он был на склоне крутой горы и ценой нечеловеческих усилий, пядь за пядью, отвоеван у природы. Небольшую площадку со всех сторон обступили горы, а лавина земли и камней завалила ее почти на треть. Видно, кусок горы отвалился из-за дождя, а может, просто от зимней сырости.

— Ну что, налюбовались? — злобно проворчал крестьянин.

Он ничего не имел против Джованни, бог весть зачем искавшего этот оползень, а лишь досадовал, что долгие месяцы трудился впустую.

Джованни в недоумении смотрел на пустячный, игрушечный оползень и на его след.

И все же это совсем не то, сказал он себе, тут какая-то ошибка. Уже поздно, а до вечера надо успеть позвонить в газету.

Оставив крестьянина, Джованни бросился вниз. Вокруг его автомобиля крутились какие-то местные, пиная ногами колеса.

— Где тут у вас оползень или обвал? — заорал Джованни, как будто они были во всем виноваты.

На горы опускалась тьма.

Неподалеку на паперти сидел и курил какой-то длинный, довольно сносно одетый тип. Услышав крик, он встал и пошел к Джованни.

— Кто вам сказал про обвал? Откуда известно? — спросил он без предисловия. — Кто и что вам вообще говорил?

Голос его звучал угрожающе, как будто разговор об оползне был ему весьма не по нутру. Да, подумал Джованни, что-то во всей этой истории есть неправдоподобное и подозрительное. Как будто все сговорились сбить его с толку. Вот и властям никто ничего не сообщил, и спасателей не видать. А что, если это судьба, и вместо обычного репортажа с места бедствия ему посчастливится описать и раскрыть таинственный заговор, и где — в отрезанном от мира захолустье!

— Обвал! — презрительно процедил длинный тип, не давая Джованни ответить. — Что еще за бредни? Кто-то нагородил ерунды, а вы и поверили!

И повернувшись, он медленно пошел прочь.

Джованни был очень взволнован, но не решался его догнать.

— О чем это он? — спросил журналист у одного из крестьян, с виду неглупого.

— А-а, этот! — засмеялся молодой парень. — Да старая история! Только я вам ничего не скажу, зачем мне неприятности? К тому же я ничегошеньки все равно не знаю.

— Да ты чего, боишься, что ли? — подтрунил над ним его товарищ. — Он жулик еще тот. А ты и язык прикусил со страху. Оползень, говорите? Был тут у нас оползень.

Джованни сгорал от любопытства, и крестьянин объяснил ему, в чем дело. Тот тип собирался продавать два дома, оба при въезде в Сант-Эльмо, да только почва под ними плохая, того гляди склон поползет. Дома уже дали не одну трещину, заделывать их — работа долгая, да и стоит немало. Про трещины, правда, мало кто знает, но слухи ходят, и покупать те дома никто не хочет. Потому длинному и невыгодно, чтобы об оползне говорили.

Вот и весь заговор. А вдобавок тоскливый вечер в горах среди тупоголовых крестьян, которые явно что-то скрывают. На улице тьма непроглядная, ледяной ветер. Люди потихоньку расходятся, их размытые тени исчезают за скрипучими дверями. Даже парни, что рассматривали машину, куда-то пропали.

Джованни решил прекратить поиски. Что проку? Сколько бы он ни расспрашивал, каждый будет отвечать по-своему, показывать какой-нибудь оползень, и все без толку. У каждого есть свой оползень, свой обвал: у одного поле камнями завалило, у другого засыпало выгребную яму, а третий помнит только тот обвал, что был до всемирного потопа. Но главному редактору нет никакого дела до всех этих мелочей, ему нужен настоящий обвал, на три колонки. А для Джованни это единственный шанс.

Мертвую тишину прорезал последний звук — удар колокола. Джованни сел в машину, завел мотор, включил фары и, все еще колеблясь, тронулся в обратный путь.

Как нелепо вышло! Весть о каком-то ничтожном оползне, может, и о том, что завалил расчищенное поле, спустилась с гор и, изменившись до неузнаваемости, достигла города в виде известия о трагедии. Что ж, бывает, такова жизнь. Но спросят с него, с Джованни. А в чем его вина? Только в том, что он вернется с пустыми руками и окажется в дурацком положении. Вот разве что… И Джованни улыбнулся своей безумной мысли.

Автомобиль оставил далеко позади домишки Сант-Эльмо и крутыми виражами спускался в черную пропасть. Вокруг не было ни души. Под колесами шуршала щебенка, яркие лучи фар шарили в темноте. Время от времени они упирались в противоположную стену узкой долины, выхватывали наугад то низко плывущие облака, то угрюмые скалы, то безжизненные деревья. Джованни не спешил, будто чего-то ждал и на что-то надеялся.

И вот шум мотора стих, вернее, это только показалось: откуда-то сзади, пока еще неясно, но все сильнее и сильнее, стал нарастать гул, от которого содрогалась земля. Сердце запрыгало в груди Джованни. Его охватило волнение, очень похожее на радость.

35

ЗАПАДНЯ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары